Table Of ContentВопросы истории. – 1986. – № 8.
Н.С. БОРИСОВ
МОСКОВСКИЕ КНЯЗЬЯ И РУССКИЕ МИТРОПОЛИТЫ XIV ВЕКА
Важнейшим институтом русского средневекового общества была церковь. Обладая мощ-
ным аппаратом идеологического воздействия на массы, церковь освящала господство феодалов,
утверждала незыблемость существующего общественного строя. Выступая «в качестве наиболее
общего синтеза и наиболее общей санкции существующего феодального строя»1, церковь в то же
время в каждой конкретно-исторической ситуации имела и свои собственные политические инте-
ресы, отличавшиеся от интересов других отрядов и группировок господствующего класса. Опро-
вергая клерикальный тезис о мнимой аполитичности церкви, В.И. Ленин отмечал, что «на деле
духовенство всегда участвовало в политике»2.
На Руси в период феодальной раздробленности и ордынского ига политическое значение
церкви было особенно велико. Однако степень и характер ее участия в политической борьбе в тот
период зависели от ряда факторов. Сама церковная верхушка в условиях феодальной раз-
дробленности раздиралась внутренними противоречиями. Политическая самостоятельность от-
дельных княжеств и земель позволяла местным «князьям церкви» – епископам, настоятелям круп-
ных монастырей – держаться весьма независимо по отношению к главе всей церкви – митрополи-
ту Киевскому и всея Руси. Митрополичья кафедра поэтому имела основания поддерживать борьбу
за создание единого Русского государства, т.к. только в нем могла быть достигнута централизация
церковная, укрепление иерархических порядков. Вместе с тем победа одного из соперников в
борьбе за лидерство среди русских княжеств могла повлечь за собой ликвидацию политического
суверенитета церкви, превращение ее в один из органов централизованного государства. Эта пер-
спектива настораживала церковные верхи.
Москва и Тверь, выдвинувшиеся в начале XIV в. как ведущие политические центры Севе-
ро-Восточной Руси, стремились заручиться поддержкой митрополичьей кафедры – политической
силы общерусского масштаба. Однако она не спешила занимать определенную политическую по-
зицию, оказывать поддержку одной из борющихся сторон. Такая медлительность во многом объ-
яснялась и внешними воздействиями. Византия, Орда, Польша, Литва стремились использовать
«митрополита всея Руси» для достижения собственных целей. Общей для всех соседних феодаль-
ных государств задачей было помешать объединению русских земель, сохранить политическую
раздробленность Руси. Эту же цель преследовала и папская курия, не желавшая появления в Вос-
точной Европе сильного православного государства. /С.30/ В этом сложнейшем противоборстве
интересов, внутри- и внешнеполитических факторов и вырабатывался политический курс митро-
поличьей кафедры в XIV столетии.
Несмотря на обширную литературу по различным вопросам политической и церковной ис-
тории Руси в XIV в., разработка интересующей нас конкретной темы началась сравнительно не-
давно. Дореволюционная духовная цензура сдерживала усилия не только гражданских, но даже и
клерикальных историков, пытавшихся выявить политическую линию митрополичьей кафедры в
тот период истории. Так, из-за позиции Синода почти два десятилетия пролежал.. под спудом вто-
рой том «Истории русской церкви» Е.Е. Голубинского.
Господствовавшее в дореволюционной литературе положение о том, что церковь неизмен-
но и безоговорочно поддерживала политику московских князей, было принято и в советской исто-
риографии 20-30-х годов. Разумеется, при этом оно получило иную политическую направ-
ленность. М.Н. Покровский, Н.М. Никольский прежде всего подчеркивали роль церкви как «слу-
жанки самодержавия». В послевоенные годы появился ряд фундаментальных работ, по проблемам
социально-экономического и политического развития Руси в XIV-XV вв., активно изучались
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т. 7, с. 361.
2 Ленин В.И. ПСС. Т. 22, с. 81.
2
борьба крестьян против духовных и светских феодалов, еретические движения3. Однако исследо-
вание политики самой церкви, роли ее различных отрядов в деле объединения Руси практически
не велось. Оживление интереса к этой теме связано с работами А.М. Сахарова4. Он отмечал про-
тиворечивость позиции митрополичьей кафедры по отношению к процессу образования Русского
централизованного государства, указывал на необходимость критического отношения к тра-
диционным представлениям в этой области. Ряд работ, имеющих отношение к различным аспек-
там данной темы, был опубликован в последние годы5.
Роль церкви в истории России – одна из тем, наиболее активно используемых буржуазной
историографией для всякого рода идеалистических спекуляций. Участие церковных деятелей в
создании Русского государства всячески преувеличивали идеологи белой эмиграции. Так, Г.П.
Федотов утверждал, что митрополит Петр (1308-1326 гг.) являлся «основоположником москов-
ской державы», а митрополит Алексей (1354-1378 гг.) сделал для объединения Руси «больше, чем
кто-либо из князей, потомков Калиты»6. И все же самая большая заслуга в деле возрождения стра-
ны, по его мнению, принадлежит игумену Сергию Радонежскому. Объемистые «Очерки» А.В.
Карташева также полны восхвалений московских иерархов. /С.31/ Митрополит Петр, по мнению
автора, был «другом Москвы», а его преемник грек Феогност «в своей гражданской политике сде-
лался столб усердным, москвичом, как только можно было ожидать от местного уроженца». Он
неизменно выступал «дружественным сотрудником московских князей в их стремлении к возвы-
шению Москвы»7. Конфликты между великокняжеской властью и церковью в «Очерках» неиз-
менно замалчиваются, а сама церковь представлена как единая, монолитная организация.
Та же идеализация характера отношений между московскими князьями и церковью в XIV-
XV вв. свойственна и работам Д. Оболенского. По его мнению, тогда существовало устойчивое
политическое равновесие светской и церковной власти. Образцом для такого порядка была визан-
тийская традиция8. Это равновесие служило, по его мнению, основой для политического сотруд-
ничества обеих сил. Н. Зернов утверждал, что «русская церковь временами оказывала решающее
воздействие на развитие нации»9. Битва на Куликовом поле, по его словам, «была подготовлена
св. Алексеем и вдохновлена его другом и последователем Сергием Радонежским»10. Восхваление
церковников идет параллельно с дискредитацией Дмитрии Донского. По утверждению Зернова,
«Дмитрий Московский не может быть назван великим правителем»11. Только общение с Сергием
Радонежским – «живой совестью нации» – заставило его подняться на борьбу оврагами Руси.
Тезис о решающей роли церкви в создании Русского государства широко используется и
современными буржуазными авторами различного рода псевдоисторических вариаций «на рус-
3 Рыбаков Б.А. Ремесло Древней Руси. М. 1948; Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV-XV вв. Ч. 1. М.; Л.
1948; ч. 2. М.; Л. 1951; его же. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV веках. М. 1960; Каза-
кова Н.А., Лурье Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV – начала XVI века. М.; Л. 1955; Сахаров
А.М. Города Северо-Восточной Руси XIV-XV вв. М. 1959; Клибанов А.И. Реформационное движение в России в XIV
– первой половине XVI в. М. 1960; Будовниц И.У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV-XVI вв. М.
1966.
4 Caxapoв А.М. Церковь и образование Русского централизованного государства // Вопросы истории, 1966, № 1; его
же. Главы, относящиеся к XIII-XV вв. // Церковь в истории России (Критические очерки). М 1967; его же. Раздел
«Церковь» // Очерки русской культуры XIII-XV вв. Ч. 2. М. 1970; его же. Образование единого Российского государ-
ства и идейное воздействие церкви на этот процесс // Вопросы научного атеизма. Вып. 20. М. 1976.
5 Щапов Я.Н. Княжеские уставы И церковь в Древней Руси. XI-XIV вв. М., 1972; Прохоров Г.М. Повесть о Митяе
(Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы). Л. 1978; Хорошев А.С. Церковь в социально-политической системе
Новгородской феодальной республики. М. 1980; его же. Политическая история русской канонизации (XI-XVI вв.). М
1986.
6 Федотов Г.П. Святые Древней Руси (X-XVII ст.). Нью-Йорк. 1959, с. 107.
7 Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. Т. 1. Париж. 1959, с. 303-305.
8 Obolensky D. Russia’s Byzantine Heritage // Readings in Russian History. Vol. 1. N. Y. 1970, pp. 114-115; ejusd. Byzan-
tium and the Slavs. Lnd. 1971. Pt. 7, pp. 252-253.
9 Zernоv N. The Russians and Their Church. Lnd. 1978, p. 4.
10 Ibid., p. 35.
11 Ibid., p. 38.
3
скую тему». Так, автор широко разрекламированной на Западе книги Дж. Биллингтон утверждает,
что митрополит Алексей сделал для возвышения Москвы «может быть даже больше, чем Иван
Калнта или кто-либо другой из первых московских князей», а Сергий Радонежский был «цен-
тральной фигурой» не только «монастырского возрождения», но и процесса объединения Руси в
XIV столетии12. Отношения московских князей с церковью Биллингтон рисует в самых розовых
тонах.
Слащавую и насквозь фальшивую характеристику деятельности церкви в эпоху Москов-
ской Руси дает С. Масье в книге по истории русской культуры. Оказывается, именно монахи по-
буждали князей и простой народ бороться против иноземного ига. «Строитель Москвы» Сергий
Радонежский чуть ли не силой заставил князя Дмитрия Ивановича повести войска на Куликово
поле и даже лично расхаживал перед полками «с самой святой иконой Руси». В целом же в период
ига «церковь была Россией, а Россия была церковью»13. Не отличается оригинальностью и трак-
товка данного вопроса в двухтомном английском издании. Автор главы «Удельная и Московская
Русь» Н. Андреев утверждает, что в период ордынского ига русская церковь из городской и ари-
стократической «стала церковью народа и выразительницей его стремлении». «Тесное сотрудни-
чество высших иерархов русской церкви со светской властью было постоянной отличительной
чертой эпохи»14. /С.32/
Голословные, но категоричные, широковещательные утверждения западных историков об
особых заслугах русской церкви, об исконной религиозности русского народа являются сущест-
венной частью антисоветских концепций. В конечном счете они оказываются средством для исто-
рического обоснования политической враждебности к нашей стране.
Данная статья имеет целью проследить линию церкви, и в первую очередь митрополичьей
кафедры, в отношении политических усилий московских князей на первом этапе их деятельности
– в ту пору, когда они еще не стали общепризнанными руководителями объединения Руси. Имен-
но в тот Период позиция митрополичьей кафедры могла оказывать существенное воздействие на
ход междукняжеской борьбы.
Начало XIV в. – сложное, трагическое время в истории Руси. Тяжким бременем лежало на
плечах народа иноземное иго. Экономика страны была истощена выплатой огромной дани Орде
Набеги ордынцев уносили тысячи жизней. Жертвами их нередко становились не только крестьяне
и горожане, но и князья с их боярами. В этих условиях церковь, освящая иноземное иго своими
молитвами «за здравие» хана, получила от него большие экономические и политические льготы.
Это позволило ей укрепить свои позиции. Церковные иерархи проводят свою политическую ли-
нию, наиболее влиятельные русские князья стремятся заручиться поддержкой митрополита и епи-
скопов, провести на высшие церковные должности своих кандидатов.
В декабре 1305 г. скончался глава русской церкви митрополит Максим. Вопреки желанию
тверских князей, выдвинувших в качестве кандидата на митрополию игумена Геронтия, констан-
тинопольский патриарх Афанасий сделал новым митрополитом Петра – ставленника галицких
князей, игумена небольшого монастыря на о. Рате, близ Львова. Личность и деятельность этого
иерарха приукрашиваются клерикальными и буржуазными историками. Между тем факты свиде-
тельствуют о том, что этот митрополит, уже в XIV в. объявленный святым, «небесным покровите-
лем» московских князей, при жизни отнюдь не был «добрым гением» их дома. Лишь обстоятель-
ства принудили его к временному сближению с московскими князьями. Появление Петра во Вла-
димире-на-Клязьме было враждебно встречено великим князем Михаилом Ярославичем Твер-
ским. Князь и тверской епископ Андрей обратились к патриарху с какими-то тяжкими обвинения-
ми против Петра. По-видимому, главным из них была симония – взимание платы за поставление в
духовный сан. Этот порок настолько широко был распространен среди верхушки русской церкви,
что еще митрополит Кирилл, уступая обычаю, установил в деяниях Владимирского собора 1274 г.
12 Вi11ingtоn J. The Icon and the Axe (An Interpretative History of Russian Culture). N.Y. 1966, pp. 49,50.
13 Massie S. Land of Firebird (The Beauty of Old Russia). N. Y. 1980, pp. 40-41, 43.
14 Companion to Russian Studies. Vol. 1. An Introduction to Russian History. Lnd. 1976, pp. 94, 95.
4
норму такой платы – 7 гривен «îò ïîïîâüñòâà è îò äüÿêîíüñòâà îò îáîåãî»15.
Для рассмотрения тверских жалоб на Русь прибыл патриарший посол и был созван в 1310
г. съезд церковных и светских владык в Переяславле-Залесском. Выбор этого города в качестве
места проведения своеобразного съезда-собора был на руку митрополиту. Переяславль с 1304 г.
принадлежал к московским владениям, и влияние врагов Петра было здесь не столь велико, как во
Владимире. Несмотря на все усилия обвинителей, во главе которых стояли сын тверского князя
Михаила Ярославича Дмитрий и тверской епископ Андрей16, собор оправдал Петра.
Уже в 1311 г. Петр нанес тверским князьям ответный удар. Он «не благословил» приехав-
шего во Владимир-иа-Клязьме тверского княжича Дмитрия. /С.33/ Ссора с митрополитом поме-
шала последнему провести намеченный поход на Новгород17. Тверские недоброжелатели Петра и
после поражения на Переяславском соборе продолжали борьбу. Известно, что они посылали в
Константинополь своих представителей с новыми обвинениями против митрополита. Эти хлопоты
не принесли желаемых результатов. Впоследствии князь Михаил Ярославич искал примирения с
Петром, однако отношения митрополичьей кафедры с Тверью по-прежнему оставались натянуты-
ми.
Не находя общего языка с тверскими князьями, Петр в то же время избегал открытого
сближения с князьями московскими. Летописи почти не упоминают о деятельности Петра в 1315-
1325 гг., т.е. в период наиболее ожесточенной борьбы между Юрием Даниловичем Московским и
тверскими князьями. Да и за период с 1318 по 1322 г., когда великокняжеский стол занимал мос-
ковский князь Юрий, также нет сведений о каких-либо совместных акциях его и митрополита.
Лишь после того, как великим князем стал Дмитрий, сын казненного в Орде в 1318 г. Михаила,
положение изменилось. Опасаясь вспыльчивого и скорого на расправу Дмитрия «Грозные Очи»,
Петр начал искать сближения с московскими князьями. Он переселяется из Владимира в Москву
и, «в пику» тверским князьям, поощряет Ивана Калиту на постройку каменного Успенского собо-
ра, не жалея для этого и собственной казны.
Культ Петра и легенда о его особом расположении к Москве стали создаваться и усиленно
распространяться московскими князьями сразу же после его смерти18. Что касается известного
«пророчества» Петра о возвышении Москвы, то оно родилось лишь в конце XIV в. под пером ми-
трополита Киприана н служило вполне определенным политическим целям19. Все, что сообщают
источники об отношениях между митрополитом Петром и московскими князьями, не дает основа-
ний для возведения его в ранг «крестного отца» Русского государства. Еще В.О. Ключевский по-
лагал, что Петр, может быть, «и не думал о перенесении митрополичьей кафедры с Клязьмы на
берега Москвы»20. Факт кончины Петра именно а Москве был в значительной мере случайностью,
которой умело воспользовались московские правители. Показательно, что в источниках нет сведе-
ний об их земельных пожалованиях митрополиту Петру; городок Алексин на Оке – единственное
известное приобретение Петра – был куплен им у тарусских князей на средства митрополии21.
Личная вражда Петра по отношению к тверским князьям противоречила идее единения
русских земель под эгидой великого князя Владимирского, главными выразителями которой до
конца 20-х годов XIV в. были тверские князья. Борьба между Москвой и Тверью в первой четвер-
ти XIV в. шла с некоторым перевесом на стороне тверских князей. Периодом решающих успехов
15 Русская историческая библиотека (РИБ). Т. 6. СПб. 1880, Стб. 92.
16 См «Житие Петра» по списку второй половины XIV в., опубликованное в Приложениях к кн.: Прохоров Г.М. Ук.
соч., с. 211.
17 ПСРЛ. Т. 18. СПб. 1913, с. 87. Относительно целей похода 1311 г. в литературе существуют различные мнения (см.
Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в Х-XIV вв. М. 1984, с. 209-211).
Бесспорно одно: митрополит помешал проведению важной военной акции Твери.
18 Кучкин В.А. Сказание о смерти митрополита Петра // ТОДРЛ. Т. 18. М.; Л., 1962.
19 Борисов Н.С. Социально-политическое содержание литературной деятельности митрополита Киприана // Вестник
МГУ, серия 8, история, 1975, № 6, с. 68-70.
20 Ключевский В.О. Соч. Т. 2. М., 1957, с. 24.
21 Веселовский С.Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. Т. 1. М.; Л. 1947, с. 332.
5
Москвы стала вторая четверть XIV века. После разгрома ордынцами Тверского княжества зимой
1327-1328 гг. и бегства князя Александра Михайловича Тверского во Псков Иван Калита (1325-
1340 гг.), получив в 1328 г. в Орде ярлык на великое княжение Владимирское (до 1331 г. – совме-
стно с суздальским князем Александром Васильевичем), сумел нанести своим соперникам ряд по-
ражений, расширить сферу влияния московской дипломатии. /С.34/ Успехи, достигнутые Калитой,
были закреплены и развиты в период правления его сыновей Семена Ивановича (1340-1353 гг.) и
Ивана Ивановича (1353-1359 гг.).
Как успехи» так и неудачи московской политики во второй четверти XIV в. были связаны
со взаимоотношениями между великокняжеской властью и церковью в тот период. Во главе рус-
ской церкви находился тогда ставленник константинопольского патриарха Феогност (1328-1353
гг.). Этот иерарх в литературе без достаточных оснований характеризуется иногда как «надежный
помощник» московских князей22. Что же сообщают источники об отношении Феогноста к процес-
су усиления Московского княжества, к различным идейно-политическим акциям его правителей?
Борьба московских князей за политическое главенство в Северо-Восточной Руси во второй
четверти XIV в. шла одновременно на нескольких направлениях. Одной из задач внутренней по-
литики Ивана Калиты и Семена Гордого было расширение территории Московского княжества,
закрепление за своей династией великого княжения Владимирского. После восстания 1327 г. в
Твери ханская ставка с подозрением относилась к перспективе перехода всей территории великого
княжения Владимирского под власть одного князя. Однако Ивану Калите удалось нейтрализовать
эти опасения ордынской дипломатии. Калита после смерти в 1331 г. своего соправителя по вели-
кому княжению суздальского князя Александра Васильевича получил ярлык на всю территорию
великого княжения. В дальнейшем оно уже не уходило из рук московских князей, хотя территория
его уменьшилась после образования в 1341 г. самостоятельного Нижегородского княжества.
Предпринятая в начале 60-х годов XIV в. попытка Орды и суздальско-нижегородских князей ли-
шить малолетнего московского князя Дмитрия великого княжения окончилась неудачей.
Одновременно с борьбой за великое княжение Владимирское шел процесс «освоения» мос-
ковскими князьями территорий, находившихся под властью представителей различных ветвей
Ростовского и Ярославского княжеских домов. Стремительный упадок их политического значения
и военного могущества в первой четверти XIV в. создавал возможности для территориального
роста Московского и Тверского княжеств. В борьбе за «ростовское наследство» Калита пускал в
ход все средства. Вскоре после прихода на великое княжение он произвел в Ростове настоящий
погром, сопровождавшийся пытками и казнями оппозиционно настроенной местной знати. Одно-
временно в Ростовском княжестве появились села, принадлежащие московским князьям. В 30-е
годы XIV в. Калита купил в Орде право на временное управление Угличем, Белоозером и Гали-
чем23.
Наряду с действиями, направленными на увеличение собственно московских и зависимых
от Москвы территорий на северо-востоке Руси, Калита и его сын Семен вели постоянную напря-
женную борьбу с Новгородом. Поддержку хана они оплачивали в значительной мере новго-
родским «серебром». В качестве великого князя Владимирского, ответственного за сбор дани со
всей Руси, Калита буквально «выколачивал» из новгородцев всякого рода постоянные и едино-
временные поборы в пользу Орды. Летописи пестрят сообщениями о московско-новгородских
конфликтах на этой почве24. /С.35/
Весьма остро стоял во второй четверти XIV в. и вопрос об отношениях между Москвой и
Тверью. Отброшенная далеко назад событиями 1327-1328 гг., Тверь, однако, не теряла надежды
вернуть себе политическое первенство в Северо-Восточной Руси. Верная своей политике раздува-
ния княжеских усобиц, ордынская дипломатия склонна была «простить» и поддержать тверских
22 Кучкин В.А. Сподвижник Дмитрия Донского // Вопросы истории, 1979, № 8, с. 104.
23 Кучкин В.А. Формирование государственной территории, с. 247-256.
24 Янин В.Л. «Черный бор» в Новгороде XIV-XV вв. // Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины. М.
1983.
6
князей и таким образом создать военно-политический противовес Московскому княжеству. Лишь
в 1339 г. Ивану Калите удалось склонить хана Узбека нанести новый удар по Тверскому княже-
скому дому. После казни в Орде тверского князя Александра Михайловича и его сына Федора Ка-
лита совершил поход на Тверь и вывез оттуда символ ее независимости – соборный колокол.
Источники не дают оснований говорить о какой бы то ни было активной поддержке, ока-
занной митрополитом Феогностом московским князьям при решении этих важнейших внутрипо-
литических вопросов. В качестве примера такой открытой поддержки часто приводится эпизод с
князем Александром Михайловичем Тверским. После восстания 1327 г. в Твери он вынужден был,
скрываясь от гнева Орды, бежать в Псков. Иван Калита вместе с другими русскими князьями и
новгородцами пошел на Псков «ратью», требуя выдачи тверского князя. Однако лишь после того,
как митрополит отлучил от церкви мятежного князя и укрывших его псковичей, князь Александр
вынужден был покинуть город и бежать в Литву. Нельзя, однако, упускать из виду, что в этой ис-
тории митрополит мог выступать не как добровольный помощник Калиты, но как лицо, зависимое
от ордынского «царя». Преследование опального тверского князя отвечало интересам московского
князя, но велось оно по распоряжению Узбека, и Феогност, который как раз готовился совершить
путешествие в Орду, не мог уклониться от этого дела. Впрочем, по некоторым сведениям, он «тя-
нул до последнего», надеясь, что Калита сумеет решить вопрос без его вмешательства25. Судя по
всему, митрополит не стремился устранить с политической сцены главного соперника Ивана Ка-
литы. Отъезжая в Литву, тверской князь оставил в Пскове княгиню и свой двор и вернулся туда
через полтора года. На протяжении 30-х годов Александр княжил в Пскове и даже приезжал в
Тверь, не опасаясь новых неприятностей от митрополита, хотя формально отлучение все еще не
было с него снято26.
Кроме истории с отлучением Александра Тверского, летописи не содержат примеров пря-
мого участия митрополита в междукняжеской борьбе, фактов, которые можно было бы истолко-
вать как открытую помощь Феогноста московским князьям. Источники не дают оснований для
уверенности даже в том, что Феогност постоянно жил в Москве. Напротив, летописи сообщают о
его длительных путешествиях по Руси и за ее пределами. В ряде случаев он явно действовал во-
преки интересам московских князей. Позднейшие летописцы, зачастую работавшие под контро-
лем церкви, тщательно скрывали такого рода факты. Однако они имели место. В 1336 г. князь
Александр Михайлович Тверской принял от Феогноста «благословение и молитву»27. Возвраще-
ние князя-изгнанника в лоно церкви послужило прелюдией и к его политическому «воскресению».
Вскоре он отправился в Орду, где получил свою «отчину» – тверское княжение. Возврат Алексан-
дра Михайловича в Тверь был политическим поражением Ивана Калиты. Одним из виновников
этого поражения он имел основания считать Феогноста.
Резкий конфликт между митрополитом и московским князем произошел в 1347 г. в связи с
намерением Семена Ивановича вступить в третий брак. /С.36/ «À æåíèëñÿ êíÿçü âåëèêèé Ñåìåí,
óòàèâñÿ ìèòðîïîëèòà Ôåîãíîñòà, ìèòðîïîëèò æå íå áëàãîñëîâè åãî è öåðêâè çàòâîðè»,– со-
общает летопись28. Брак Семена с дочерью казненного в Орде в 1339 г. тверского князя Алексан-
дра Михайловича Марьей имел большое политическое значение и должен был послужить укреп-
лению московского влияния в Твери, а также организации совместной борьбы против усиливше-
гося натиска Литвы. Противодействие митрополита этому браку осложняло исполнение политиче-
25 ПСРЛ. Т. 10. СПб. 1885, с. 202-203.
26 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Пг. 1922, Стб. 47-48.
27 Там же, Стб. 48.
28 Там же, Стб. 57. Этот конфликт обычно объясняют чисто религиозными причинами: византийская церковь крайне
неодобрительно относилась к третьему браку. На Руси же в XIV в. запрет на него был далеко не таким строгим Из-
вестный ревнитель церковного благочестия митрополит Киприан в 1381 г. в «Ответах игумену Афанасию» фактиче-
ски разрешает третий брак при условии покаяния и вкладов в церковную казну (РИБ. Т. 6, Стб. 252). Митрополит Фо-
тий в 1427 г. в послании псковичам, молчаливо признавая существование «троеженцев», т.е. лиц, вступивших в тре-
тий брак, советовал лишь не избирать их церковными старостами (АИ. Т. 1. СПб., 1841, с 67)
7
ских планов московского князя. Лишь ценой щедрой «милостыни», посланной константинополь-
скому патриарху, Семен сумел получить от него разрешение на этот брак.
Для понимания отношений Феогноста с московскими князьями важны наблюдения М.Д.
Приселкова, сделанные в процессе изучения ханских ярлыков русским митрополитам. В начале
40-х годов XIV в. произошли существенные перемены в традиционно покровительственной поли-
тике Орды по отношению к русской церкви. В 1342 г. «духовенство сразу лишилось ряда льгот:
свободы от даней, от постоя в церковных домах». Была ограничена независимость церковного су-
да. Поводом для этих решений хана Джанибека послужили, по мнению Приселкова, жалобы рус-
ских князей, и в первую очередь великого князя Семена Ивановича, на непомерное обогащение
митрополичьего дома. О столкновениях между великокняжеской властью и церковью косвенно
свидетельствует и то, что в сентябре 1347 г. ханша Тайдула направила великому князю грамоту,
запрещавшую светским властям вторгаться в область церковной юрисдикции29.
Взаимная неприязнь между московскими князьями и Феогностом усугублялась проявле-
ниями присущей митрополиту склонности к стяжательству. «Ïðèèõà ìèòðîïîëèò Ôåîãíàñò, ðî-
äîì Ãðè÷èí, â Íîâúãîðîä ñî ìíîãûìè ëþäüìè; òÿæêî æå áûñòü âëàäûöå è ìîíàñòûðåì êîð-
ìîì è äàðû», – сообщает новгородский летописец под 1341 годом30. На чрезмерные поборы со
стороны митрополита жаловались новгородцы и в .начале 50-х годов XIV века. Имели под собой
реальную основу и жалобы на «сребролюбие» Феогноста в Орде, вызвавшие ограничение церков-
ных льгот. По наблюдению С.Б. Веселовского, «ко времени Феогноста относятся первые опреде-
ленные указания на приобретение митрополичьим домом земельных владений в Московском и
других уездах»31. Стремясь к увеличению доходов митрополии, Феогност окончательно ликвиди-
ровал самостоятельную владимирскую епархию, включав значительную часть ее прежней терри-
тории в состав митрополичьей.
Можно было бы предположить, что, избегая открытого участия в событиях междукняже-
ского соперничества, Феогност все же сотрудничал с московскими князьями в сфере идейной
борьбы, которая в силу особенностей средневекового мировоззрения, как правило, была облечена
в религиозную оболочку. Опирается ли это предположение на свидетельства источников?
Важнейшим вопросом идейно-политического характера во второй четверти XIV в. была
судьба владимирского наследия. /С.37/ Примерно с середины второго десятилетия XIV в. начался
стремительный упадок многих северо-восточных русских княжеств, и в первую очередь ростов-
ского и ярославского. В силу особенностей их политического развития они меньше других по-
страдали от ордынских погромов последней четверти XIII в.32 и служили своего рода убежищем и
хранилищем культурных традиций Владимиро-Суздальской Руси33. Положение резко изменилось
к началу XIV в., когда измельчавшие потомки ростовских Васильковичей и их соседи, ярослав-
ские князья, погрязли во внутренних распрях, а их владения стали легкой добычей хищных ор-
дынских «царевичей». Бедствия северо-восточных княжеств, резко возросшие в 1315-1325 гг.,
привели к широкому отливу их населения в тверские и московские земли. Вопрос о том, куда на-
правится основной поток переселенцев, становился решающим.
Прямым следствием военно-политических успехов Москвы стало каменное строительство
в Московском Кремле. В августе 1327 г. был освящен Успенский собор, а затем в 1329-1333 гг.
выстроены еще четыре каменных храма: в честь центральных образов русского православия –
Спаса и Михаила Архангела, а также небесных покровителей Ивана Калиты и митрополита Петра
– Иоанна Лествичника и апостола Петра. Таким образом, решалась задача создания в Москве не
только местного, но и общерусского «архитектурного пантеона». Каждая деталь этого строитель-
29 Приселков М.Д. Ханские ярлыки русским митрополитам. Пг. 1916 с. 78-81.
30 НПЛ, с. 353.
31 Веселовский С.Б. Ук. соч., с. 333.
32 Насонов А.Н. Монголы и Русь. М.; Л. 1940, с. 56-67.
33 Борисов Н.С. Русская архитектура и монголо-татарское иго (1238-1300) // Вестник МГУ, серия 8, история, 1976, №
6.
8
ства была продумана, наполнена особой религиозно-политической символикой34. В результате
этих необычайно крупных для своего времени строительных работ Москва не только обогнала
Тверь по количеству каменных храмов – важнейшему в то время показателю экономического по-
тенциала княжества, но и получила возможность претендовать на роль религиозного центра всей
Северо-Восточной Руси.
Погребенный в Успенском соборе митрополит Петр уже в 1327 г. стараниями Ивана Кали-
ты был признан на Владимирском соборе святым. Однако культ его не получил широкого распро-
странения за пределами Московского княжества. Своего рода религиозно-политическим знаменем
московских князей становится идея служения Богородице, культ которой носил общерусский ха-
рактер и был тесно связан с традициями Киевской и Владимиро-Суздальской Руси35.
Весьма странную для «надежного помощника» Москвы позицию занял по отношению к
этому строительству Феогност. Летописи обычно отмечают присутствие митрополита при освя-
щении или закладке храма36. Есть упоминание лишь об участии Феогноста в освящении
Архангельского собора 20 сентября 1333 года. Имел ли он возможность присутствовать на
закладке и освящении других кремлевских храмов? На этот вопрос можно ответить положительно.
Известно, что в первые годы пребывания на кафедре Феогност много путешествовал. Так, весной
1329 г. он был в Новгороде. Но при желании он мог вернуться в Москву и участвовать 21 мая в
закладке церкви Иоанна Лествичника. Но не сделал этого. Возможно, митрополит не пожелал
своим присутствием санкционировать строительство своеобразного храма-памятника
Московскому княжескому дому.
В марте 1330 г. Феогност провел в Костроме поместный собор северо-восточных епископов
и вскоре после этого отправился в Юго-Западную Русь37. /С.38/ Спасский собор в Московском
Кремле был заложен 10 мая 1330 года. О присутствии на этой церемонии митрополита летописи
не сообщают. Выстроив Спасский собор и задумав основать при нем монастырь, Иван Калита вы-
нужден был послать к Феогносту в Юго-Западную Русь своих послов за благословением38. Если
бы строительную деятельность Калита осуществлял с ведома и одобрения митрополита, такое
заочное благословение было бы излишним. Весьма скромным было участие Феогноста и в работах
по украшению московских соборов, предпринятых Семеном Гордым в 1344-1346 годах39.
Отсутствие эффективной помощи со стороны митрополии в деле идейного обоснования во-
енно-политических успехов Москвы заставило первых Даниловичей создавать собственные цен-
тры литературной, в том числе и летописной, работы. Такими центрами были, по-видимому, Да-
нилов монастырь, а затем придворная «богомольня» – Спасский монастырь, с которым исследова-
тели связывают создание Московского летописного свода 1330 года40. Значительным культурным
центром стал и московский Богоявленский монастырь, которому покровительствовал боярский
род Вельяминовых. В монастырях работали княжеские «сказатели книг», создатели первых мос-
ковских религиозно-политических теорий. Пользуясь материальной поддержкой и покровительст-
вом княжеско-боярской верхушки, монастырские «старцы» быстро превращались в особый, само-
стоятельный и влиятельный отряд церковных сил, с которым приходилось считаться и митропо-
литу. Из числа московских монастырских «старцев» подбирались кандидаты на замещение выс-
ших церковных должностей. Так, бывший первый архимандрит Спасского монастыря Иоанн в
1346-1356 гг. занимал ростовскую епископскую кафедру. Источники не дают оснований говорить
о постоянном содействии митрополита политическим видам московских князей в ходе борьбы за
34 Борисов Н.С. К изучению датированных летописных известий XIV-XV веков // История СССР, 1983, № 4, с. 124-
127.
35 Воронин Н.Н. Андрей Боголюбский и Лука Хризоверг // Византийский временник, 1962, т. 21, с. 29-32.
36 ПСРЛ. Т. 18, с. 92; т. 20, с. 217, 335; Приселков М.Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М.; Л. 1950, с. 443-
444.
37 Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси. Т. 3. М. 1964, с. 340-341.
38 ПСРЛ. Т. 10, с. 203.
39 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1, Стб. 56-57; т. 18, с. 94-96.
40 Муравьева Л.Л. Летописание Северо-Восточной Руси конца XIII – начала XV века. М. 1983, с. 119-120, 143-144.
9
епископские кафедры во второй четверти XIV века. Что касается ростовской кафедры, то ее связь
с Москвой определялась прежде всего политической ориентацией самих ростовских князей.
Традиционным примером «услуги», оказанной Феогностом Московскому княжескому дому
в области идейной борьбы, обычно называют канонизацию митрополита Петра константинополь-
ским патриархом Иоанном Калекой в 1339 году. Этот акт существенно укрепил престиж Москвы
как религиозного центра и в конечном счете содействовал ее политическим успехам. Однако ка-
нонизацию Петра источники отнюдь не связывают с именем Феогноста. Серия «чудес» у гроба
митрополита Петра, составление его жития, канонизация на Владимирском соборе 1327 г., нако-
нец, строительство Петроверижского придела – небольшого храма, примыкавшего к Успенскому
собору и служившего своего рода памятником митрополиту Петру, – все это было результатом
деятельности Ивана Калиты. Князь, а не митрополит выступал заказчиком всех этих работ, испол-
нителями которых были московские книжники, зодчие, проповедники.
Канонизация Петра состоялась в 1339 г., одновременно с постройкой новой московской
крепости. Уступчивость патриархии, обыкновенно не желавшей признавать новоявленных рус-
ских «святых», объяснялась быстрым ростом экономического и политического потенциала Моск-
вы. Канонизации предшествовала щедрая «милостыня» Ивана Калиты константинопольскому
патриарху. /С.39/ Несомненно, решению патриарха дать согласие на канонизацию Петра способ-
ствовало и упрочившееся к тому времени положение московского князя, достигнутое благодаря
многолетним усилиям Калиты и его подношениям хану.
Примером содействия Феогноста московскому князю в церковно-политической сфере час-
то считают утверждение им Алексея в качестве своего преемника на митрополичьей кафедре. Од-
нако нельзя забывать о том, что в 1353 г., когда митрополит возвел Алексея в сан епископа Вла-
димирского и «благословил его в свое место на митрополию»41, политическое лицо митрополичь-
его викария было далеко не столь определенным, как впоследствии. Кандидатура Алексея имела в
глазах Феогноста одно весьма существенное достоинство. Сын черниговского боярина Федора Бя-
конта, выехавшего на московскую службу в самом конце XIII в., Алексей лучше других знал об-
становку в брянско-черниговских землях, что имело существенное значение для борьбы за сохра-
нение единства русской митрополии, юго-западные епархии которой находились под властью ве-
ликого князя литовского Ольгерда (1341-1377 гг.) и польского короля. Эту задачу ставил перед
митрополитом всея Руси константинопольский патриархат, опасавшийся, что дробление митропо-
лии приведет к укреплению связей церковных иерархов с местными светскими властями и в ко-
нечном счете к ослаблению византийского церковно-политического влияния в Восточной Европе.
Сохранение единства митрополии в тот период отвечало также интересам ордынской диплома-
тии42.
Спорным представляется распространенное в литературе мнение, будто в сохранении еди-
ной русской митрополии были заинтересованы московские князья. События второй половины XIV
в. показали, что «свой» митрополит, хотя бы и не признанный в Польше и Литве, был для москов-
ского князя полезнее, чем иерарх, сохранявший единство митрополии путем лавирования между
различными политическими центрами.
Подводя итоги наблюдений над отношениями между митрополичьей кафедрой и москов-
скими князьями во второй четверти XIV в., необходимо признать, что источники не дают серьез-
ных оснований видеть в Феогносте «надежного помощника» Ивана Калиты и Семена Гордого. Ни
прямо, ни косвенно митрополит не проявлял стремления содействовать усилению позиций Моск-
вы43. Именно он положил начало тому обособлению митрополии от участия в государственных
делах московских князей, которое впоследствии проявилось в деятельности других митрополитов
41 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1, Стб. 62.
42 Греков И.Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV-XVI вв. М. 1963, с. 37-38; его
же. Восточная Европа и упадок Золотой Орды на рубеже XIV-XV вв. М. 1975, с. 52-57.
43 Этим можно объяснить пренебрежительное отношение к памяти Феогноста, которое проявил Иван III во время ра-
бот по перестройке Успенского собора Московского Кремля в 70-е годы XV в. (ПСРЛ. Т. VI. СПб. 1853, с. 198).
10
– выходцев из Византии: Киприана (1390-1406 гг.) и Фотия (1408-1431 гг.).
В третьей четверти XIV в. отношения между митрополитом и московскими князьями изме-
нились ввиду глубоких сдвигов в соотношении политических сил в Восточной Европе. В клери-
кальной литературе анализ конкретных фактов, относящихся к данному периоду, неизменно под-
меняется славословием митрополиту Алексею, занимавшему кафедру с 1354 по 1378 год44. Уже в
середине XV в. Алексей был канонизирован и с тех пор стал почитаться как один из главных мос-
ковских святых. Впервые его деятельность критически рассмотрел А.Е. Пресняков45. Однако и он
не удержался от некоторого преувеличения национально-патриотического начала в ней. В совет-
ской историографии наиболее глубокую характеристику роли Алексея дал Л.В. Черепнин46. Одна-
ко он не учел, что Алексей неоднократно менял свой политический курс. /С.40/
Первые годы своего управления русской церковью митрополит провел весьма деятельно:
дважды (в 1356 и 1357 гг.) побывал в Орде, где заручился поддержкой самых влиятельных лиц
ханского двора. В эти же годы он еще раз ездил в Константинополь. В начале 1358 г. Алексей по-
пытался «явочным порядком» утвердиться в Киеве, где уже был свой иерарх – ставленник Оль-
герда митрополит Роман. Эта попытка едва не кончилась трагически для Алексея. Схваченный по
приказу великого князя Литовского, он около двух лет провел в темнице и лишь в 1360 г. с помо-
щью своих местных приверженцев бежал из заключения и вернулся в Москву.
В первые пять лет управления русской церковью Алексей, подобно своему предшественни-
ку Феогносту, по-видимому, не отдавал заметного предпочтения Москве. Его усилия были на-
правлены на реализацию программы единой русской митрополии. Вернувшись в Москву в 1360 г.,
Алексей оказался перед лицом совершенно иной, чем в середине 50-х годов XIV в., политической
ситуации. Прежде всего было ясно, что ни Литва, ни Польша не признают московского митропо-
лита, даже если он не будет открыто проявлять свои политические симпатии. Вместе с тем именно
к концу 50-х годов возникла реальная возможность усиления политического значения московского
великого княжения. Традиционная ордынская политика разобщения и натравливания друг на дру-
га русских князей была одним из главных препятствий на пути объединения страны. Длительная
ожесточенная усобица в Орде, начавшаяся в 1357 г., резко ослабила ее влияние на Руси.
Для реализации открывшейся возможности быстрого возвышения Москвы необходимо бы-
ло единовластие, наличие во главе ее правительства авторитетного, общепризнанного руководите-
ля. Между тем в правление Ивана Красного престиж московского князя заметно пошатнулся. Еще
более тяжелая ситуация сложилась, когда после кончины Ивана в ноябре 1359 г. на престоле ока-
зался его девятилетний сын Дмитрий. Воспользовавшись этим, суздальский князь Дмитрий Кон-
стантинович в июне 1360 г., получив в Орде ярлык на великое княжение, сел во Владимире.
Малолетство московского князя не могло не вызвать вспышку вражды в среде московских
бояр. Вернувшись в Москву в первой половине 1360 г., Алексей оказался перед выбором: либо от-
страниться от политической борьбы и ждать ее исхода, либо присоединиться к одной из сторон.
Первый путь был для него, пожалуй, даже более опасным, чем второй. И утверждение во Влади-
мире суздальского князя Дмитрия Константиновича, и победа враждебной боярской группировки
грозили лично ему как ставленнику московского князя и сыну боярина Федора Бяконта большими
осложнениями. Потеряв незадолго перед тем половину своей митрополии, он теперь мог потерять
все. И Алексей сделал свой выбор. Трудно назвать хотя бы одну значительную акцию московского
правительства в 60-е годы XIV в., в которой не было бы заметно участие митрополита. Помимо
общего руководства московской политикой, Алексей широко применял в борьбе с политическими
противниками Москвы «меч духовный» – отлучение от церкви.
В литературе высказывалось мнение, будто отношения великого князя Дмитрия Ивановича
и митрополита Алексея были безоблачными. Однако уже А.Е. Пресняков обращал внимание на то,
что для Алексея «элементы московского политического строительства» были «неотделимы от за-
44 См., напр.: Журнал Московской патриархии, 1978, № 2, с. 30-31, 74-76.
45 Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. Пг. 1918, с. 290-298.
46 Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства, с. 549-550.
