Table Of ContentАссоциация антропологов и этнологов России
Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН
Институт истории и археологии УрО РАН
Уральский федеральный университет
им. первого Президента России Б.Н. Ельцина
XI КОНГРЕСС
АНТРОПОЛОГОВ И ЭТНОЛОГОВ РОССИИ
СБОРНИК МАТЕРИАЛОВ
Екатеринбург, 2–5 июля 2015 г.
Москва
Екатеринбург
2015
УДК 39 + 572
ББК 63.5 + 28.71
X 58
Редколлегия:
В.А. Тишков (ответственный редактор), А.В. Головнёв (ответственный редактор),
Д.В. Громов, М.Ю. Мартынова, Е.В. Перевалова
Конгресс проводится при финансовой поддержке
Министерства культуры Российской Федерации,
Федерального агенства по делам национальностей,
Правительства Свердловской области,
Российского гуманитарного научного фонда (грант № 15-01-14045г)
X58 XI Конгресс антропологов и этнологов России: сб. материалов. Екатеринбург,
2–5 июля 2015 г. / Отв. ред.: В.А. Тишков, А.В. Головнёв. – Москва; Екатеринбург: ИЭА
РАН, ИИиА УрО РАН, 2015. – 504 с.
ISBN 978-5-4211-0128-4
Сборник содержит материалы, представленные к XI Конгрессу антропологов и этнологов России
(Екатеринбург, 2–5 июля 2015 г.). Главная тема форума – «Контакты и взаимодействия культур» –
приобретает особое звучание и глубину на фоне происходящих в современном мире геополитических,
этнических, культурных и социальных процессов. В рамках темы рассматриваются ключевые сюжеты:
мониторинг межэтнических отношений, этноперекрестки и трансграничье, этноконфессиональные
процессы и межрелигиозные отношения, региональные исследования и их методология, традиция vs
новация, история науки и ее современные направления.
УДК 39 + 572
ББК 63.5 + 28.71
ISBN 978-5-4211-0128-4 © Институт этнологии и антропологии РАН, 2015
© Институт истории и археологии УрО РАН, 2015
© Коллектив авторов, 2015
Содержание
Вступление 5
Пленарное заседание 7
Симпозиумы
Симпозиум 1. Мониторинг межэтнических отношений
Секция 1А. Идентичность и самоопределение. Феномен идентичности в современном 52
гуманитарном знании
Секция 1Б. Идентичность и самоопределение. Формы и принципы самоопределения 65
народов
Секция 2. Миграция и мигранты 79
Секция 3. Кросскультурные исследования и психология межкультурного 97
взаимодействия
Секция 4. Антропология медиа 113
Секция 5. Культурная память в процессах межкультурного взаимодействия 121
Секция 6. Этнические (национальные), расовые, религиозные и языковые меньшинства 135
в странах Европы
Секция 7. Культурное многообразие русских и образ «другого» 139
Симпозиум 2. Этноперекрестки и трансграничье
Секция 8. Роль и значение популяционных контактов в формировании 149
антропологического состава древнего и современного населения Евразии
Секция 9. Перекрестки и границы в картинах мира Евразии 162
Секция 10. Экологическое сознание и модели экологического поведения в северной и 168
центральной Евразии
Секция 11. Идентичность и модернизационные процессы среди кочевников и скотоводов 178
Центральной и Северной Азии
Секция 12. Сопространственность культур и коды территории «памяти» 185
Секция 13. Культурные контакты в фольклоре и мифологии народов мира 202
Секция 14. Этнокультурное воспроизводство в условиях глобализации 208
Секция 15. Исторические реалии и историография этнографического финно-угроведения 219
Симпозиум 3. Этноконфессиональные процессы и межрелигиозные отношения
Секция 16. Взаимодействие религиозных институтов и общин в полиэтничных регионах 222
Секция 17. Этноконфессиональные общности: конструирование и преодоления границ 229
Секция 18. Геоинформационные методы изучения этноконфессиональных процессов и 237
религиозной жизни в России
Секция 19. Религиозно-мифологические традиции финно-угорских народов, культурные 243
идентичности и межкультурное взаимодействие
Секция 20. Этничность и религиозность: идеологемы и практики взаимодействия в 255
российских регионах
Симпозиум 4. Региональные исследования и их методология
Секция 21. Конструирование региональной идентичности и брендинг территории 261
3
Секция 22. Этнология и антропология Арктики 272
Секция 23. Межэтнические взаимодействия и этноконфессиональные процессы в Урало- 282
Поволжье
Секция 24. Социокультурная коммуникация у народов Кавказа 292
Секция 25. Соотношение поля и теории в антропологии: перспективы сибирской 302
этнографии
Секция 26. Горожане вне города 305
Секция 27. Полевые исследования в социально-культурной антропологии: вызовы 310
времени и новые методики
Секция 28. Устная история как метод и источник этнографических и антропологических 318
исследований
Симпозиум 5. Традиция vs новация
Секция 29. Народные знания и традиционная культура в контексте проблем 327
современности
Секция 30. Ритуал и культ: от полевой этнографии к теоретической интерпретации 336
Секция 31. Календарные традиции и праздничная культура 344
Секция 32. Традиционная пища народов мира: сакральные и профанные аспекты 352
Секция 33. Этнография исполнительского искусства: музыка, театр, танец 360
Секция 34. Народное декоративно-прикладное искусство в условиях глобализации 364
Секция 35. Новая материальность и исследования материальной культуры 371
Секция 36. Антропология дара 380
Симпозиум 6. История науки и ее современные направления
Секция 37–38. История этнологии и этнографического музееведения: проблемы и 386
направления
Секция 39. Политическая антропология: антропология традиционализма 402
Секция 40. Человек и право на перекрестке культур 411
Секция 41. Механизмы, критерии и принципы этноэкологической и этносоциальной 418
экспертизы
Секция 42. Медицинская антропология: основные направления и проблемы 428
исследований
Секция 43. Отношение к инвалидности и людям с ограниченными возможностями в 443
разных культурах
Секция 44А. Женское vs мужское в культурах мира. Русская культура и женская история 448
сквозь призму мужского и женского (XVIII – начало XXI в.)
Секция 44Б. Женское vs мужское в культурах мира. Культура этноса сквозь призму 470
мужского и женского с древности до наших дней
Круглые столы
Круглый стол 1. Урал: граница Европы или центр Евразии? 487
Круглый стол 2. Проблемы современного этнологического образования и реализация 492
направления подготовки «Антропология и этнология»
Указатель авторов 496
4
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО
Когда два года назад мы выбирали основную тему для XI Конгресса антропологов и этнологов России,
вернее не тему, а слова для ее обозначения, обсуждались понятия «этноперекресток», «трансграничье»,
«этнодиалог». Выбрали попроще и попривычнее – «контакты и взаимодействия культур». Но настроение
осталось, и неравнодушные люди подогревали его призывами разобраться с границами не только между
народами и культурами, но и между нашей наукой и другими гуманитарными дисциплинами, а также с
границей между антропологией и этнологией где-то внутри нас самих. Действительно, антропология и
этнология – не синонимы, а разные измерения науки о человеке и о народе (они, кстати, и народились в
разное время, и траектории у них разные, пусть и пересекающиеся); иногда они даже атакуют друг друга
претензиями на приоритет.
Смещение фокуса с «границы» и «разграничения» на «трансграничье» и «взаимодействие» – общий
тренд антропологии и этнологии, выражающийся в сдвиге от статики простых (или упрощенных) форм к
динамике сложных сочетаний с их вариативностью и ситуативностью. Там, где раньше искомым итогом
были формализованные классификации и дефиниции, сегодня нужны реалистичные композиции и сце-
нарии. Этот сдвиг к задачам большей сложности требует нового исследовательского инструментария и
маневренности на междисциплинарном пограничье. На перекрестках наук и прежде нередко рождались
новые методы и знания. Ныне эти контакты и взаимодействия обретают облик многослойных дискурсив-
ных полей и даже потоков, образующих междисциплинарные направления (или измерения) вроде этнопо-
литологии, гендерных исследований, «мигрантологии», «идентики» (если так можно назвать исследования
идентичности). На нашем конгрессе секции по идентичности, мигрантам и гендерной проблематике – са-
мые многочисленные, и именно в них особенно велико представительство смежных с антропологией и
этнологией дисциплин.
Урал – удобная площадка для осмысления и обсуждения «контактов и взаимодействий». Этот этнопе-
рекресток связывает Европу и Азию, Арктику и Великую степь; здесь с глубокой древности рождались,
расселялись, встречались и уживались разные народы. На основе взаимной адаптации и диалога сложился
отмечаемый многими местными жителями и внешними наблюдателями тон взаимной деликатности раз-
личных по происхождению, религии и языку сообществ – своеобразная «уральская толерантность». По-
лиэтничность и поликонфессиональность Урала дополняются мозаикой индустриальности и аграрности,
сетью крупных городов, заводов, сел, деревень, аулов, паулей. Урал звучит и мансийским санквылтапом, и
башкирским кураем, и гулом заводов, и свердловским роком. Иногда «уральская толерантность» кажется
устойчивой до неуязвимости и потому не требующей особой опеки. Однако есть и другая перспектива,
обычно скрытая злобой дня: обычаи и технологии этого этнодиалога, сложившегося не по указу и не по
примеру, а на своей собственной основе, представляют собой достояние, достойное изучения и распро-
странения, например, в качестве бренда территории.
Собравшийся на Урале XI КАЭР привлек внимание более 1 500 исследователей из России и зарубеж-
ных стран, подавших заявки на участие. После отбора и согласований свое очное участие в Конгрессе
подтвердили 850 человек с 967 докладами. Из заявленных секций сформировано шесть симпозиумов:
«Мониторинг межэтнических отношений» (8 секций), «Этноперекрестки и трансграничье» (8), «Этнокон-
фессиональные процессы и межрелигиозные отношения» (5), «Региональные исследования и их методо-
логия» (8), «Традиция vs новация» (8), «История науки и ее современные направления» (8). Всего в рамках
Конгресса состоятся заседания 45 секций, а также 2 круглых столов: «Урал: граница Европы или центр
Евразии?» и «Проблемы современного этнологического образования и реализация направления подготов-
ки “Антропология и этнология”».
Впервые в рамках Конгресса пройдет IX Российский фестиваль антропологических фильмов. Тем са-
мым направление, называемое визуальной антропологией, киноантропологией или этнокино, выходит на
новый уровень, и обычные дискуссии о том, что и как лучше снимать, мы заменяем показом и конкурсом
профессиональных киноработ. Нам интересно, насколько конгресс и кинофестиваль дополнят и поддержат
друг друга и насколько конгресс в реальном времени повлияет на развитие антропологического (этногра-
фического) кино. На этот раз у конгресса будет свой фестиваль, а у фестиваля – своя профессиональная
аудитория. Мы учредили на фестивале «Приз Конгресса» (вместо обычного приза зрительских симпатий)
5
и приглашаем исследователей принять непосредственное участие в оценке конкурсных фильмов и дискус-
сиях с режиссерами.
Россия представлена на XI КАЭР исследователями из городов Абакан, Анадырь, Апатиты, Архангельск,
Барнаул, Бийск, Боровск, Владивосток, Владикавказ, Волгоград, Вологда, Воронеж, Вуктыл, Глазов, Гор-
но-Алтайск, Грозный, Екатеринбург, Ижевск, Йошкар-Ола, Иркутск, Казань, Карасук, Кемерово, Киров,
Кострома, Краснодар, Красноярск, Курган, Курск, Кызыл, Липецк, Магадан, Магнитогорск, Майкоп, Ма-
хачкала, Миасс, Москва, Набережные Челны, Нальчик, Нерюнгри, Нефтекамск, Нижний Новгород, Ниж-
ний Тагил, Новосибирск, Омск, Оренбург, Пенза, Пермь, Петрозаводск, Ростов-на-Дону, Рязань, Салехард,
Самара, Санкт-Петербург, Саранск, Саратов, Северодвинск, Смоленск, Ставрополь, Старый Оскол, Сургут,
Сыктывкар, Тамбов, Тверь, Тобольск, Томск, Тотьма, Тула, Тюмень, Улан-Удэ, Ульяновск, Уссурийск, Уфа,
Ханты-Мансийск, Чебоксары, Челябинск, Череповец, Черкесск, Шадринск, Элиста, Южно-Сахалинск,
Якутск, Ярославль.
Зарубежные участники Конгресса антропологов и этнологов России представляют Азербайджан, Ар-
мению, Беларусь, Бельгию, Болгарию, Великобританию, Венгрию, Германию, Грецию, Грузию, Израиль,
Казахстан, Киргизию, Китай, Колумбию, Латвию, Литву, Молдову, Монголию, Польшу, Таджикистан, Сер-
бию, США, Узбекистан, Украину, Финляндию, Францию, Чехию, Швецию, Эстонию.
Таким образом, КАЭР открывает обширную панораму актуальных тем и исследований в России и за
рубежом. По предварительным наблюдениям, в нашем сообществе заметен сдвиг интереса от традиции к
инновации, от прошлого к настоящему и будущему, от стандартных обзоров к поиску новых подходов и
практик (в том числе в профессиональном образовании, этноэкспертизе, видео-кибер-медиапространстве).
С этим согласуется весомое представительство на Конгрессе исследовательской молодежи.
Ориентированным на практику будет и планируемое в рамках Конгресса собрание (съезд) Ассоциации
антропологов и этнологов России. На этот раз Ассоциации предстоит сделать выбор: сохранить прежний
формат аморфного объединения, обновляющего свою «идентичность» от конгресса к конгрессу, или пре-
образоваться в постоянно действующую структуру со своим бюджетом, полем экспертиз и проектов обще-
российского масштаба, активными региональными отделениями.
Конгресс – не только показ-смотр домашних заготовок и достижений, но и живой исследовательский
процесс. Нет сомнения, что участники Конгресса обновят и обогатят круг своих интересов и знакомств.
Надеюсь, наш необычный по масштабам форум (столь крупный КАЭР собирается впервые) не только обо-
значит актуализацию антрополого-этнологической проблематики и рост числа профессионалов, но и ока-
жется тем редким случаем, когда работа и праздник непротиворечиво сочетаются. Полезных наблюдений,
ярких впечатлений, а также вдохновений и открытий в Екатеринбурге!
Президент Ассоциации антропологов и этнологов России
А.В. Головнёв
6
ПЛЕНАРНОЕ ЗАСЕДАНИЕ
Тишков Валерий Александрович – академик-секретарь Отделения
историко-филологических наук, научный руководитель Института
этнологии и антропологии РАН
ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА И СОВЕТСКИЙ НАРОД
Начну доклад цитатой из текста «Истоки народного подвига», который мой старший коллега, ныне
покойный академик Ю.А. Поляков подготовил для нового многотомного труда по истории Великой Оте-
чественной войны. Ю.А. Поляков спрашивает: «Что защищали советские люди?» и дает такой ответ: «По-
беду СССР в Великой Отечественной войне обусловила группа взаимосвязанных факторов… Бесспорно,
существенную роль сыграли пространства страны, ее огромные материальные и людские ресурсы, помощь
союзников, просчеты противника. Но главная заслуга принадлежит советскому народу. Именно он спло-
тился перед общей бедой, забыв или отодвинув в тень свои обиды и невзгоды. На борьбу с германским
нашествием поднялись все: стар и млад, мужчины и женщины, все нации и народности СССР». Чем же
был вызван патриотизм советских людей? Как считает историк и свидетель советской эпохи, вопрос этот
сегодня чрезвычайно запутан. «Прежние, ставшие стереотипами постулаты о том, что народы СССР защи-
щали «советскую социалистическую Родину, “идеалы социализма”, в результате распада республик утра-
тили во многом прежнюю убедительность, а новых, достаточно вразумительных ответов пока не дано»1.
За последнее время этот вопрос стал еще более острым, несмотря на завершение названного выше фун-
даментального труда и появление многих документальных публикаций и монографических исследований
о войне. Этнологи и антропологи эту тему обходили своим вниманием, за исключением таких сюжетов,
как плен, депортации, «окопные» темы, военный фольклор2. Но едва ли кто будет отрицать, что одним из
очевидных проявлений национального самосознания (идентичности) российского (советского) народа был
гражданский патриотизм в годы Великой Отечественной войны3. Собственно говоря, название войны и
переводится на английский язык как The Great Patriotic War, т.е. слова «отечественная» и «патриотическая»
являются синонимами.
* * *
Под гражданским патриотизмом мы понимаем чувство сопричастности со страной гражданства, ко-
торая обычно и называется Родиной. Причем, эта сопричастность, в отличие от более широкой категории
национального самосознания (или идентичности), имеет однозначно позитивные чувства и привязанно-
сти, называемые часто «любовью человека к Родине». Национальное самосознание может включать в
себя более широкий спектр чувства сопричастности, включая критическое отношение и даже «любовь
через ненависть» (В.Г. Белинский: «ненавижу Россию, потому что я ее люблю»). Патриотизм же имеет
позитивный спектр сопричастности, хотя не исключает как критического отношения, так и огульного
оправдания типа «Родина всегда права». Последнее особенно свойственно т.н. ультра- или ура-патрио-
тизму. Патриотизм – это сложный комплекс чувств и эмоций. Он результат как примордиальных ощу-
щений, связанных с местом рождения и ранней социализацией личности, так и целевой индоктринаци-
ей через воспитательный процесс, пропаганду и разнообразные социально-политические воздействия,
включая воздействие во взрослом возрасте. В любом случае патриотизм – это важный компонент наци-
ональной идентичности, и сам процесс нациестроительства (в его гражданско-политическом смысле)
есть утверждение общего представления о собственном народе как нации и связи с ней на личностном
и коллективном уровнях4.
В ситуации войны речь идет не просто о патриотизме, а о массовом героизме как коллективном жертвен-
ном поведении во имя потребностей фронта и во имя военных побед. Здесь мы исходим из постулата, что
чувство сохранения жизни является первичным по отношению к другим экзистенциальным ситуациям, а са-
ма жертвенность вызвана особым, критическим сочетанием факторов, включая психоэмоциальное состояние
7
XI Конгресс антропологов и этнологов России. Екатеринбург, 2–5 июля 2015 г.
личности. Война является таким сочетанием факторов, при которых явление коллективной и индивидуаль-
ной жертвенности становится почти нормой. Однако не каждая война и не каждая коллективность (в данном
случае речь идет о народе) взывают к жертвенности и вызывают ее проявления. Великая Отечественная во-
йна была чрезвычайной ситуацией вторжения на территорию страны внешнего агрессора, имевшего целью
разрушение государства, низведение славянского и другого населения на низшие позиции, физическое унич-
тожение представителей некоторых национальностей (евреев, цыган). И хотя в военное время в СССР еще
более ужесточился тоталитарный режим партии большевиков во главе с И.В. Сталиным, хотя существовала
безграничная власть одной личности и всевластие спецслужб, все же есть основания говорить о свободном
проявлении лояльности и любви к Родине, чувстве советской общности среди граждан СССР.
Мы берем период войны как время, выпадающее из нормы существования той или иной нации, когда
сама нация подвергается особому испытанию. Известно, что оккупация гитлеровской Германией некото-
рых европейских стран, например, Австрии и Норвегии, фактически привела к разрушению самих инсти-
тутов государственности и к кризису национальной идентичности граждан этих образований. Воспевание
австрийского патриотизма через голливудский фильм «Звуки музыки» было в большей степени послево-
енным искуплением, чем отражением степени австрийского патриотизма в период войны. Норвегия также
могла похвалиться только стойкостью представителей королевской короны, сохранившей власть в эмигра-
ции, но особых проявлений национальной солидарности неизвестно, да и сама норвежская нация консо-
лидировалась только в послевоенное время. Эти примеры подтверждают, что процесс складывания наций
и ее консолидации имеет к этническому составу населения страны далеко не самое прямое отношение.
Население довоенной Норвегии было этнически гомогенным (если не считать саамское меньшинство),
но общее чувство «норвежскости» было в нем развито слабо. И другие уже, казалось бы, сложившиеся
европейские нации выбрали (или им уготовили условия войны) разные варианты коллективного поведе-
ния перед внешней угрозой. Некоторые вполне консолидированные и даже примерные гражданские нации
(например, французы) предпочли конформизм и официальное сотрудничество с врагом, а власть и населе-
ние совсем не пребывали в согласии. Другие, менее гомогенные (например, британцы) и даже не до конца
сложившиеся (например, югославы), наоборот, выбрали жесткое сопротивление.
Советский «многонациональный народ» в Отечественной войне – явление во многих отношениях уни-
кальное и, возможно, не до конца еще понятое и объясненное в силу его сложного и меняющегося состава,
особой эмоциональной окрашенности темы и ее вечной актуальности. В Советском Союзе патриотизм,
как и идея защиты Отечества, имел исторические корни. Они были наследованы от дореволюционного
времени, и в своих разных временных и идеологических ипостасях нашли отражение в научном, публици-
стическом и художественном творчестве5. Но коммунистическая идеология наполнила патриотизм новыми
концептами. С одной стороны, прошлое страны было проклято как «тюрьма народов» и как «мир наси-
лия», но, с другой стороны, революция и советская страна представлялись как «авангард человечества»
и как «надежда мира». К этому добавились формулы «союза народов», а уже в годы войны родился и
утвердился концепт «советского народа». И все же отправным моментом при формировании гражданского
самосознания служил исторический опыт контактов в целом толерантных по отношению друг к другу
представителей российских национальностей, а также последователей разных мировых религий, которым
импонировали коммунистическая идея равенства граждан и народов, установление справедливого поряд-
ка, а также усилия большевистской власти сохранить страну – историческую Россию.
После образования СССР появляются новые компоненты советского официоза: это интернационализм,
понимаемый как солидарность «трудящихся» (людей труда) в стране и во всем мире, а также «дружба
народов» как взаимоуважение и сотрудничество представителей разных национальностей. Эти идеологи-
ческие «скрепы» были задействованы быстро и эффективно6. Уже в довоенный период существенными
для формирования советской солидарности и патриотизма становились повседневные социальные и куль-
турные практики. Совместные труд и творчество, профессиональные занятия и увлечения, художественная
литература и изобразительное искусство, обмен хозяйственным и культурным опытом, этика коллективиз-
ма, семейно-родственные связи и привязанности – все это создавало основу для чувства принадлежности
к «советской Родине». Однако в какой мере все это было уже укоренено в обществе, чтобы проявиться в
годы войны? Ведь слишком мало времени прошло с момента ухода с исторической сцены старой России, и
слишком много страданий и травм уже успел нанести гражданам и целым социальным и этническим груп-
пам советский режим, чтобы можно было рассчитывать на отсутствие в СССР антисоветских и антиболь-
8
Пленарное заседание
шевистских настроений, а также идеологии национализма и межэтнических проблем. Нам известно, что
отторжение советской власти и идеологии большевизма частью населения имели социальную, этническую
и религиозную окраску. Наиболее критические и сепаратистские настроения были среди жителей присое-
диненных накануне войны территорий, а также среди мусульманской части населения и тех групп, которые
подверглись большевистско-сталинским репрессиям в 1920–1930-е годы, а также в ходе самой войны.
Духовная жизнь в предвоенные годы представляла собой противоречивое явление. «С одной сторо-
ны, за годы советской власти компартии удалось воспитать у советских людей политическую сознатель-
ность и преданность идеалам социализма. Советский народ был готов самоотверженно и стойко защищать
свое социалистическое Отечество. С другой стороны, говоря о духовной сплоченности советских людей
в предвоенные годы, следует помнить, что на морально-политической атмосфере негативно сказывались
ускоренная индустриализация, принудительная коллективизация, а также духовное принуждение людей.
Произвол и беззаконие, всевластие Сталина породили обстановку подозрительности и недоверия, которая
мрачной тенью ложилась на общественное сознание»7.
О том, что тяготы обычной жизни и жестокости властей вызывали среди части основного населения, не
говоря уже о жителях присоединенных территорий, далеко не всегда патриотические чувства, писали еще
в советское время некоторые авторы, главным образом писатели. Как говорил К. Симонов, «тогда одновре-
менно существовало словно не одно, а два соседних и разных времени. Одно явное и понятное, с полетами
через полюс, с революционной помощью Испании, с ненавистью к фашизму, с пятилетками, с работой до
седьмого пота, с радостной верой, что выше и выше поднимаем страну, с любовью и дружбой, с нормаль-
ными людскими отношениями; и тут же рядом – только ступи шаг в сторону – другое время, страшное и с
каждым днем все более необъяснимое»8. Сегодня нам известны факты проявления недовольства и сопро-
тивления власти, особенно на территориях проживания нерусского населения (в Поволжье, на Северном
Кавказе, в Средней Азии), а после 1940 года – на территориях Прибалтики, Украины и Молдавии)9. И все
же население страны в целом принимало основы существовавшего строя. Провозглашаемые идеи, приви-
ваемые населению ценности, действующие правовые нормы, а также формулируемые руководством цели
развития страны и задача защиты Отечества были понятны советским людям и одобрялись ими. То есть
можно говорить, что в основе поддержки народом советского строя были социальные и идейно-ценност-
ные основания, а не просто страх и принуждение. Потребовалось всего два десятилетия, чтобы в сознании
советских людей через систему образования, общественные организации, средства информации (печать
и радио) утвердились главные постулаты марксистско-ленинской идеологии, что социализм должен по-
бедить во всем мире, что СССР – это оплот трудящихся всех стран в их борьбе против эксплуататоров,
что миссия страны – защищать угнетенные народы и нести в мир идею равенства и братства людей труда.
Этот момент быстрой индоктринации населения огромной страны представляется, конечно, не единич-
ным явлением в истории, но очень поучительным, особенно для современного мира принципиально новых
методов воздействия на массовое сознание и представления людей.
* * *
Война стала сильным индикатором испытания гражданской идентичности и политической ориентации
советских людей разных национальностей. В целом доминирует мнение, что представители всех совет-
ских народов встали на защиту общей Родины и внесли вклад в победу над нацизмом. Тема народа и
патриотизма в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. была многократно освещена в исторических
исследованиях10. Но все же единственный тезис о защите своего Отечества от чужеземного вторжения
не исчерпывает более сложное содержание патриотизма советских людей. В СССР проявлялось и куль-
тивировалось «чувство семьи единой», т.е. представители нерусских народов защищали и обретенную
ими в составе Союза собственную государственность. Если, конечно, не считать такие территории, как
прибалтийские республики, суверенная государственность которых была ликвидирована в 1940 г., а также
представителей советских национальностей, автономные образования которых были уничтожены в мо-
мент депортации. Так что вопрос о лояльности этнической периферии остается обсуждаемым, и именно
он сегодня подвергается радикальной ревизии зарубежными историками и политиками. Однако обратимся
к некоторым фактам и аргументам.
В процессе «форматирования советскости»11 этнокультурный компонент составлял важную часть поли-
тики государства, проводившего курс на формирование общесоветского единства на основе большевист-
9
XI Конгресс антропологов и этнологов России. Екатеринбург, 2–5 июля 2015 г.
ской идеологии, социально-экономического, политического и культурного развития «ранее угнетаемых
наций». Переход к советской общегражданской идентичности сопровождался изменениями коллективного
самосознания, в том числе и через конструирование новых социалистических наций. Менялись социаль-
ная структура народов, их быт и ценностные ориентации. Следуя за случайным высказыванием Сталина
о «60 советских нациях», при обнародовании итогов Всесоюзной переписи населения 1939 г. вся этническая
номенклатура была сокращена более чем вдвое (вместе 160 групп было показано всего 62 «советские нации
и народности»). Пережитые репрессии, насильственная коллективизация и культурная (антирелигиозная)
революция, не могли не вызвать среди части представителей российских национальностей, включая и рус-
ских людей, неприятие власти, советского государственного устройства. Это, кстати, учитывал противник,
надеясь на отсутствие консолидированного согражданства народов СССР12. Тем не менее, государственная
этнополитика, массированная и разнообразная пропаганда, модернизация жизни привели к впечатляющим
результатам по части утверждения гражданственности, культурной гомогенности, советской ценност-
но-поведенческой нормы.
В предвоенные годы была упорядочена административно-государственная структура за счет ликвида-
ции нескольких тысяч нежизнеспособных из-за своей этнической избирательности «национальных» окру-
гов и сельских советов. Во главе региональных и местных органов власти стали ставить прошедшие специ-
альные партийные курсы проверенные кадры, в том числе из «коренных националов». Вместо политики
«коренизации» упор был сделан на языковую русификацию, когда в 1937 г. Сталин объявил о безусловном
приоритете русского языка в программах учебных заведений национальных республик. Тогда же был осу-
ществлен перевод графики языков нацменьшинств с латиницы на кириллицу. Началось масштабное изда-
ние периодики и книг на русском языке для нерусских народов. В армии началась ликвидация воинских
формирований по этническому принципу (т.н. «национальные части и формирования РККА»), а для при-
зывников-националов были организованы курсы и школы по изучению русского языка.
Перед войной во всех республиках, краях и областях были открыты партийные школы и учреждения
политического просвещения. В 1938 г. был опубликован «Краткий курс истории ВКП(б)», основным ав-
тором и редактором которого был Сталин. Миллионы людей в стране стали учить историю и философию
по этой книге. Одновременно стали устраиваться официальные мероприятия по поводу круглых дат созда-
ния республик и юбилеев «культурных героев», из которых постепенно выстраивался советский пантеон
«великих людей». Тогда же началась практика проведения декад искусства национальных республик. Все
это дало свои результаты. Великая Отечественная война подтвердила приверженность подавляющего
большинства советских людей, независимо от их этнической, конфессиональной и социальной принад-
лежности, гражданским ценностям, центральное место среди которых занял советский патриотизм.
Но не только пропаганда и предписания властей давали свои результаты. Вооруженная борьба на фрон-
те, работа в тылу по обеспечению фронта, сопротивление врагу на оккупированной территории – все сто-
роны общественной жизни в СССР касались каждого человека, объединяя людей разных национальностей
во имя единой цели. Военные условия актуализировали межэтнические контакты, особенно в воинских
частях, в эвакуации, на производстве и на оккупированной территории. При этом усложнение этнического
состава разных коллективов, организаций, мест проживания и структур управления воспринималось впол-
не толерантно, хотя и не всегда гладко.
* * *
По воспоминаниям старшего поколения членов Российской академии наук, эвакуация институтов ака-
демии вместе с сотрудниками и членами их семей в Ташкент, Свердловск и Казань не вызвала никаких про-
блем с точки зрения взаимодействия с властями и контактов с местным населением. Везде эвакуированные
встречали поддержку, с ними делились жильем и продуктами. Всего на восток были эвакуированы к но-
ябрю 1941 года свыше 10 млн человек и более 1360 крупных предприятий. На Урале к концу 1942 года бы-
ло размещено 830 предприятий; туда были переселены более 2 млн человек, т.е. четверть эвакуированного
населения13. Поскольку наш конгресс проходит в Екатеринбурге, приведу некоторые места из воспомина-
ний академика Полякова. Вместе со студентами и преподавателями МИФЛИ он был сначала эвакуирован в
Ташкент. По пути поезд остановился на несколько дней в Муроме, где их расселили по частным квартирам.
В его воспоминаниях есть такие строки: «Было 6 ноября 1941 г. (кстати, в этот день в родильном отделении
Нижне-Сергинской больницы родился автор доклада! – В.Т.). За мелкими частными делами по расселению
10
