Table Of Contentмосковские
востоковеды
60- 80-х
годов
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК.
Институт востоковедения
московские
востоковеды
60- 80-х
годов
Москва
«НАУКА»
Издательская фирма
«Восточная литература»
1994
ББК 72.3
Oil
Редакционная коллегия:
О. К. ДРЕИЕР, Е. А. ЛЕБЕДЕВ, П. М. ШАСТИТКО
Редактор издательства
Э. О. СЕКАР
О коллегах и товарищах: Московские восто-
011 коведы 60—80-х годов.— М.: Наука. Издатель
ская фирма «Восточная литература», 1994.—
227 с.
ISBN 5-02-017771-7
В книгу вошли статьи о жизни и деятельности востокове
дов московской научной школы 60—80-х годов — историков,,
филологов, экономистов, политологов, с именами которых свя
зано появление целого ряда капитальных трудов. Очерки,
действие которых развертывается на фоне сложных событий
внутри страны и за рубежом, написаны тепло и искренне
учениками, коллегами, друзьями и близкими ученых.
1401020000-014
О-------------------49-94 ББК 72.3
013(02)-94
ISBN 5-02-017771-7 © Институт
востоковедения РАН,
1994
© Издательская фирма
«Восточная литература»-
ВО «Наука», 1994
П. М. Шастигко
ПРЕДИСЛОВИЕ
Писать эту книгу нам, авторам, было мучительно
трудно — она о наших сверстниках, о тех, с кем мно
гие из нас учились в высшей школе и аспирантуре,
с кем долгие годы работали, с кем яростно спорили
и весело отдыхали, с кем отмечали юбилейные даты
или находили другие поводы для скромного застолья.
Они — наши коллеги и друзья, и память о них до
пронзительной боли свежа. Многие из них, к сожале
нию, обидно рано ушли из жизни, когда им было все
го около шестидесяти, и они еще много могли бы
сделать в науке и жизни, отпусти им судьба еще хотя
бы несколько лет. И испытываешь какое-то чувство
вины за то, что ты живешь, а их уже нет. Они оста
лись в памяти. Я ловлю себя на мысли, что не могу
писать об этих людях в прошедшем времени — память
не остыла. У В. Высоцкого есть такие строки: «Но
надо, надо сыпать соль на раны, чтоб лучше помнить.
Пусть они болят». Вот почему мы пишем эти очерки.
Московские востоковеды второго поколения — де
ти Великой Отечественной и трудных послевоенных
Лет. Их юность опалена войной, а начало научного
'пути вдохновлено первыми ударами по сталинскому
/догматизму. Они писали и в безрадостные, унылые,
безликие годы застоя. Однако последнее обстоятель
ство не дает основания называть их нереализовав-
шимся поколением. Даже самое застойное время дает
дерзким шанс. Те, о ком мы пишем, его использовали.
С их именами связано появление ряда капитальных
трудов и утверждение смелых концепций.
Ученых этого периода мы назвали вторым поколе
нием московских востоковедов советского времени.
Первое, среди представителей которого многие были
воспитанниками Коминтерна, сложилось в 30-х го
3
дах К Над ними тяготели догмы сталинизма, им гро
зил^ «перст указующий», а при ошибке — политиче
ский остракизм или жестокая расправа. Но именно^
они, «коминтерновцы», закладывали традиции мо
сковской школы востоковедения. Традиции — великая
сила культуры вообще и науки — в частности. Второе
поколение ученых наследовало и развивало лучшие
традиции московской школы.
Расцвет творчества «второй волны» приходится на:
период недолгой хрущевской «оттепели», когда демо
кратию пустили в наш государственный дом (а точ
нее, в казарму) и она робко стояла у порога, еще не
решаясь стать в нем хозяйкой. Но свежий ветер дол
гожданных перемен поднимался над нашей страной..
После XX съезда Коммунистической партии полу
чили новый импульс развития литература и искус
ство, обрела новые грани культурная и общественная
жизнь. Так, вокруг «Нового мира», возглавляемого-
A. Т. Твардовским, объединилась прогрессивная писа
тельская интеллигенция. Появилась плеяда молодых
возмутителей спокойствия в поэзии, задиристо за
явивших, что «поэт в России больше, чем поэт». Воз
никли новаторские театры — «Современник» и «Та
ганка», зазвучала новая и прекрасная музыка само
бытных композиторов. Выходили яркие кинофильмы*
стали смелее писать публицисты. Бронзовый
B. В. Маяковский поощрительно наблюдал, как у его
гранитного пьедестала читали бунтарские-стихи про
фессиональные и самодеятельные поэты. У выставоч
ных залов с экспозицией работ молодых художников-
и скульпторов толпился народ. Появившиеся барды
пели под гитары свои дерзкие песни, и их сразу же
подхватывала улица. Зазвучало странное, какое-то
жестяное, но распространенное слово «самиздат»,,
выражающее появление машинописных книг запре
щенных авторов. Именно благодаря «самиздату» мы
открыли новый мощный пласт литературы. Страна
показала, как безмерно богата она талантами. Самая
могучая, рожденная человеком энергия — это энергия
раскованного таланта. Действительность подтвержда
ла эту социальную аксиому. В небе, долгие годы за-
1 См.: Слово об учителях. Московские востоковеды 30—
60-х годов. М., 1988.
4
тянутом унылым, серым одеялом «социалистического
реализма», появились обнадеживающие проблески
разноцветья красок новых течений в культуре.
Прибывали первые эшелоны с реабилитирован
ными, и народ ужаснулся страшной правдой о мас
штабах преступлений, творимых в сталинских лаге
рях. Вышли первые произведения А. И. Солженицы
на — наследника судьбы и традиций Ф. М. Достоев
ского в нашей литературе. Его призыв «Жить не по
лжи!» был прост, краток и необходим народу, как
хлеб. Остается сожалеть, что он так и не возобладал
в нашей жизни, а автор его был выдворен из страны.
Востоковеды жили заботами и надеждами стра
ны. В переполненном актовом зале Института восто
коведения, что в Армянском переулке, читали стихи
Евгений Евтушенко и Андрей Вознесенский, пел пес
ни Булат Окуджава, выступали Александр Солжени
цын, Юрий Любимов и другие «властители дум».
Вернулись к научной работе после вынужденного
длительного перерыва востоковеды В. М. Константи
нов, А. 3. Зусманович, Р. А. Ульяновский, Г. 3. Сор-
кин, И. М. Фильштинский, Ю. В. Банковский и др.
Ветры обновления продували особняк в Армянском.
Новый моральный климат, естественно, влиял на
творческую обстановку в Институте, побуждал к сме
лости научной мысли, будоражил молодежь.
Доклад Н. С. Хрущева на XX съезде партии не
только разоблачил партийные и государственные пре
ступления Сталина, не только показал его грубейшие
ошибки в ходе Великой Отечественной войны, но и
содержал качественно новые подходы к внутренним
политическим явлениям времени и радикально изме
нил внешнеполитический курс руководства СССР.
Произошел, в частности, настоящий прорыв отечест
венной дипломатии на Восток. Были установлены
дружественные отношения со многими азиатскими и
африканскими странами.
Конечно, реформаторская деятельность Н. С. Хру
щева носила верхушечный характер. Связанный кор
нями со сталинизмом, он не решился (да, видимо, и
не хотел) полностью открыть шлюзы демократии.
Образно говоря, Н. С. Хрущев лишь приоткрыл фор
точки, но не распахнул окна, чтобы развеять затхлую
атмосферу прошлых лет. Мандат полного доверия
5
науке и культуре он также дать не решился. Его от
ношение к интеллигенции оставалось двойственным.
Он одернул писателей, позволивших себе заговорить
о свободе творчества. По-прежнему диктат партийно
государственного аппарата господствовал над свобо
дой слова и духа. Это было убедительно и откровен
но продемонстрировано на встрече Н. С. Хрущева с
творческой интеллигенцией в 1963 г., когда лидер пар
тии и страны подверг грубому и невежественному
разносу многих писателей и художников. В науке он
поддержал мракобеса Т. Д. Лысенко, гонителя гене
тики, и ему подобных. Как и прежде, цензура про
должала бдительно стоять на посту, не допуская
«крамолу», а издательства робко оглядывались на
всесильных обитателей кабинетов в серых зданиях на
Старой площади, где определялись политический кли
мат и идеологическая атмосфера на просторах огром
ной державы. Здесь возникали холодные и — реже —
теплые ветры, которые, получив ускорение на площа
ди Дзержинского, обогнув бронзового Феликса,
устремлялись, набирая силу, по городам и весям пе
риферии.
Реформы Н. С. Хрущева были радикальными ров
но настолько, насколько считало необходимым узкое
руководство партии, связанное своим прошлым с
И. В. Сталиным.
В этой связи не могу удержаться, чтобы не рас
сказать об одном, как мне кажется, показательном
факте собственной биографии. После XX съезда пар
тии в Институте востоковедения состоялось партий
ное собрание с обсуждением его итогов. Среди вы
ступавших в бурных прениях были старый чекист-во
стоковед Г. И, Мордвинов, которого приговорили за
рубежом к смертной казни за его агентурную работу,
и я. В своем выступлении я, в частности, сказал, что
принципиальный для судеб партии доклад Н. С. Хру
щева создает новую обстановку в стране, однако де
легатами съезда он не обсуждался и был сделан на
закрытом заседании, текст его не публиковался, раз
вернутого решения по нему принято не было, и поэто
му предложил собрать внеочередной съезд для об
суждения причин появления культа И. В. Сталина,
определения виновных и поиска путей преодоления
«его последствий.
Через несколько недель последовала расплатам
В центральной партийной печати выступления4:
Г. И. Мордвинова и мое были подвергнуты резко#
критике, нас обоих вызвали «на ковер». Когда об
суждали мое выступление на партийном собрании
Института, сказанное мною было оценено как «созна
тельная клевета и очернительство нашего демократи
ческого государственного строя». Выступление
Г. И. Мордвинова я не привожу, так как точно не
помню и боюсь исказить. На партбюро нас обоих
исключили из партии со страшной формулировкой
«за антипартийное, объективно враждебное высту
пление». Однако в Бауманском райкоме формулиров
ку заменили на «непартийное выступление», и мы
получили по «строгому выговору с занесением в учет
ную карточку». Это взыскание с меня не снимали по
чти семь лет! Нужно сказать, что такие выступления:
имели место и в других организациях столицы. Так
что непродолжительная хрущевская «оттепель» еще
не означала быстрой и дружной весны. И все же ра
ботать обществоведам стало легче, а востоковедам
особенно. Причиной тому стала и новая атмосфера в
стране, и бурные события на Востоке, которые на
стойчиво требовали других подходов от практических
организаций.
В конце 40-х — начале 50-х годов рухнула колони
альная система империализма. Страны Востока об
рели долгожданную независимость, возникли новые
суверенные государства с разным политическим уст
ройством. Разбуженный Восток бурлил. Обрели
мощь новые социальные силы, образовавшие новые
партии. Старые партии приспосабливались к новым
реалиям. На арену вышли иные лидеры. Шла энер
гичная борьба за массы и выбор пути развития. Пар
тии меняли свои программы и вырабатывали новую
тактику. Народы проявляли повышенный интерес к
своему прошлому и традициям. Получили могучий
импульс развития национальные литература, искусст
во и языки.
Старые сталинские догмы о реакционной сущно
сти национальной буржуазии на Востоке, о пагубно
сти «национал-реформизма» для мирового револю
ционного процесса оказались теоретически несостоя
тельными и политически вредными. События в Азии и
Ъ
Африке потребовали от востоковедов, еще не пришед
ших в себя от непохожести, непредсказуемости афро
азиатских революций, новых оценок. Злободневной
политической и теоретической проблемой стал пере
ходный период общества во всей его многопланово
сти — экономической, политологической, правовой и
идеологической.
Второму поколению московских востоковедов при
шлось взять на себя смедость и ответственность ис
следовать и оценивать изменившуюся политическую
ситуацию в афро-азиатском регионе. Делать это было
трудно не только из-за новизны, уникальности и за
путанности процессов на Востоке, но и из-за давив
шей на них догматической школы прошлых лет,
«внутренней цензуры», да и необходимости преодоле
вать (что там говорить!) собственную робость, имев
шую оправдание. Одни ученые были детьми репрес
сированных родителей, другие в сталинское время
сами подвергались депортации, третьи имели в анкете
пресловутый «пятый пункт». Но, к чести большинст
ва из них, они сумели преодолеть эту «полосу пре
пятствий».
Как мы полагаем, те ученые, о которых пойдет
речь в этих очерках, олицетворяют собой шестидесят
ников, воплощают долю, выпавшую на поколение во
стоковедов в трудное время дефицита свободомыслия,
гласности и демократии и еще не преодоленной ог-
ражденности отечественного востоковедения от миро
вой науки.
На исследовательскую работу ученых той поры
наложили отпечаток еще и довольно весомые объек
тивные обстоятельства. Во-первых, интеллигенция
пробудившегося Востока создала свои научные шко
лы. Появились национальные исторические центры.
Менялась работа национальных архивов и библиотек.
В научный оборот была введена масса принципиаль
но новых источников. Возросли требования к знанию
восточных языков, что было слабой стороной первого
поколения московских востоковедов. Без учета работ
афро-азиатских научных школ ориенталистика уже не
могла существовать. Она обрела новую базу, новый
исходный рубеж. Во-вторых, у отечественных востоко
ведов фактически впервые появилась возможность
совершать научные командировки в изучаемые стра
8
ны, работать в национальных архивах, встречаться с
восточными коллегами и вести полевые исследования.
Объект исследования наконец-то утратил книжную
абстрактность, обрел плоть и кровь. Значение этого
обстоятельства трудно переоценить. Но востоковеды
знакомились не только с коллегами из афро-азиат
ских стран, но и с учеными Запада (в последних их
долго учили видеть лишь непримиримых идейных
врагов). Визиты в страны Европы и США для работы
в центрах востоковедения стали для отечественных
ориенталистов делом привычным.
Огромную роль в расширении научных контактов
сыграли международные конгрессы востоковедов,
один из которых состоялся в 1960 г. в Москве. И на
каждом из них был продемонстрирован мировой авто
ритет отечественной науки. Молодые советские уче
ные оказались ее достойными представителями, во*
многом определив состояние ориенталистики 60—70-х
годов. Рискованно возражать классикам, но с Гёте,
утверждавшим, будто таланты рождаются в покое,
а характеры — среди житейских бурь, пожалуй, со
гласиться трудно. Берусь утверждать, что политиче
ские бури на Востоке стимулировали появление та*
лантов в отечественной ориенталистике.
Время, в которое они работали, знаменательно и
крупными организационными переменами в востоко
ведении. В 1950 г. Институт востоковедения, находив
шийся в Ленинграде, был переведен в Москву и рас
положился в старом особняке на Кропоткинской, где
сейчас находится Музей А. С. Пушкина. Вскоре он
переехал в Армянский переулок, в здание бывшего
Лазаревского института. В 1954 г. директором Ин
ститута востоковедения стал авторитетный ученый*
занимавшийся проблемами современности, член-кор
респондент АН СССР (с 1966 г. — академик)
А. А. Губер. Энергичной лепки лицо А. А. Губера
всегда было подвижно и очень выразительно. Это
был доброжелательный, демократичный и щедрый
человек. Он сам водил автомобиль и любил ездить
«с ветерком» (кстати, А. А. Губер умер от инфаркта
за рулем, когда ехал с женой по ул. Д. Ульянова,
Последним усилием воли он выключил мотор и на
жал на тормоз). Александр Андреевич был хорошим
организатором науки, эрудитом, незаурядным иссле-
