Лиризм русской прозы 30-х годов XIX века

128 Pages·00.788 MB·Russian

by  Остапцева В.Н.

В.Н. ОСТАПЦЕВА
ЛИРИЗМ
РУССКОЙ ПРОЗЫ
30-х годов XIX века
Москва
ИНФРА-М
2010
УДК 82.0
ББК 83.3(2)
О72
Рецензенты
В.Н. Аношкина, доктор филологических наук, профессор кафедры
классической литературы Московского государственного областного
университета;
Л.И. Шевцова, доктор филологических наук, профессор, заведующая
кафедрой русской литературы XIX века Московского государственного
открытого педагогического университета им. М.А. Шолохова
Остапцева В.Н.
О72 Лиризм русской прозы 30-х годов XIX века. — М.: ИНФРА-М,
2010. – 128 с. — (Научная мысль).
ISBN 978-5-16-004335-7
В книге кандидата филологических наук В.Н. Остапцевой реша-
ются актуальные вопросы, связанные с содержанием и поэтикой
русской литературы 30-х годов XIX века. Автор находит тот аспект
изучения лирической прозы, который позволяет дифференцировать
схожие понятия «лирического» и «поэтического», а также высветить
одно из самых значимых свойств «лирического» — его духовную
доминанту. Исследование основывается на обширном материале
журналов и альманахов 30-х годов XIX века — прозаических произ-
ведений И.В. Киреевского, Н.В. Станкевича, Н.А. Полевого,
Н.Ф. Павлова, А.Н. Муравьева, Е.А. Боратынского, И.И. Срезнев-
ского, Н.А. Мельгунова, В.П. Титова, С.П. Шевырева.
По-новому представлена проза В.Ф. Одоевского и убедительно
доказано, что лиризм присутствует в его произведениях разного типа;
не холодный дидактизм — определяющая черта творческой личности
Одоевского, но пламенный энтузиазм. На примере творчества
М.Ю. Лермонтова прослежена эволюция его лиризма, которая опре-
делена как движение из замкнутого мира «эго» в мир внешний: че-
ловеческого общества, мира природы и, наконец, как прорыв к Богу.
Динамичность, трудность этого прорыва Лермонтова составляет
сущность его лиризма, который определяется как «лиризм высокого
напряжения».
ББК 83.3(2)
ISBN 978-5-16-004335-7 © Остапцева В.Н., 2010
Подписано в печать 5.04.2010.
Формат 60 х 88/16. Печать офсетная. Бумага офсетная.
Гарнитура Times. Усл. печ. л. 7,84. Уч.изд. л. 9,01.
Тираж 100 экз. Заказ №
Издательский Дом «ИНФРАМ»
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31в.
Тел.: [phone]. Факс: [phone]
Email: books@infram.ru http://www.infram.ru
Отпечатано по технологии «печать по требованию»
Тел.: (495) 363�92�15; e�mail: [email protected]
www.rior.ru
Введение

Лиризм прозы отражает способность писателя раскрыть мир своих
мыслей, чувств, духовных устремлений, это момент преображения
человеческой личности на пути богопознания, обретения истины. Ду-
ховный подход к изучению литературы востребован современной
наукой и необходим для более глубокого осмысления словесного
творчества.
Русской прозе 30-х годов XIX века посвящено большое количест-
во работ исследователей XX века и новейшего времени, в которых
поставлены различные проблемы прозы изучаемого периода: направ-
ления развития прозы, методы и жанры, структура и типология пове-
ствовательных форм, эстетика и поэтика романтической прозы, типо-
логия фантастики, роль беллетристики в литературном процессе. От-
мечено взаимовлияние поэзии и прозы.
Необходимость исследования лиризма прозы данного периода свя-
зана с тем, что критики и эстетики 20-30-х годов XIX века видели
главную особенность современной прозы во взаимодействии с лири-
кой, в ее общем колорите – лирическом.
Лиризм как колорит эпохи возникает, по мнению Н.А. Полевого,
когда общество начинает новый этап развития. Способность автора
через свою «душу живу» живить души читателей, высокое, лириче-
ское начало прозы имеют непреходящее значение. Для продолжения
традиций русской культуры, русской словесности необходимо осоз-
нать, что духовность литературы – главная ее ценность.
Не претендуя на исчерпывающий анализ прозы 30-х годов, автор
решает ряд проблем, позволяющих с новых позиций взглянуть на ли-
ризм прозы.
Современное литературоведение не всегда соглашается с терми-
ном «лиризм». Так, например, В.Д. Сквозников считает излишним
употреблять понятие «лиризм»; по его мнению, достаточно слов
«эмоциональность, прочувствованность, взволнованность».
Г.Н.Поспелов, продолжая традиции В.Г. Белинского, это свойство
прозы относит не к родовому аспекту содержания литературного
произведения, а к той стороне его содержания, которую называют
пафосом произведения. «Пафос произведения – это выраженная в нем
определенная и активная идейно-эмоциональная оценка писателем
воспроизводимых им социальных характеров, порождаемая их объек-
тивностью, внутренней противоречивостью и вытекающая из миро-
1
понимания писателя и его идеалов» , - пишет он.

1
Поспелов Г.Н. Лирика (Среди литературных родов). - М., 1976. - С.198.
3
Г.Н. Поспелов отличает лирический пафос и эпический, разницу
между ними он видит в том, что эпический пафос как бы таится в
глубине произведения и не обладает непосредственно ощутимой экс-
прессией. Он отмечает, что бывают и такие эпические произведения, в
которых идейно-эмоциональная направленность выражается не толь-
ко предметностью образов, но и вместе с тем, а иногда и в большей
мере, словесным строем – иносказательными значениями семантики,
интонационно-синтаксическими оборотами художественной речи.
Такие произведения ощутимо субъективны, эмоционально вырази-
тельны. Их пафос непосредственно воспринимается слушателями и
читателями, а иногда увлекает больше, чем само изображение. При
этом эпическое произведение всецело сохраняет свои основные родо-
вые свойства и ни в какой мере не становится лиро-эпическими. Па-
фос идейного утверждения жизни, заключающий в себе эмоциональ-
ную возвышенность, достоин, по мнению исследователя, такого обо-
значения – лирический – « так как он вызывает ассоциации, сбли-
1
жающие его с традиционными представлениями о лирике» .
Но не всякий пафос такого свойства можно назвать лирическим.
По мнению Г.Н. Поспелова, он возникает в романах и в произведени-
ях романической группы жанров, в которых «раскрывается становле-
ние социального характера личности в ее столкновении с устоявши-
мися формами жизни той или иной социальной сферы. Это внутрен-
нее становление характера личности приводит очень часто к развитию
2
у нее способности к умственной и эмоциональной рефлексии» . Ав-
торы в той или иной мере выражают свое сочувствие этой рефлекти-
рующей личности. И если такой пафос «выражался в них с большей
степенью экспрессивности их предметно-словесного строя, он и вос-
3
принимался как лиризм» .
М.П. Князева в диссертации «Лиризм как вид пафоса» определяет
значение «лиризма» как осознанное личностное начало, выраженное в
лирическом герое, и как открыто проявленную авторскую субъектив-
ность.
По словам А.Н. Веселовского, утверждения типа лирика – субъ-
ект, эпос – объект стали, таким образом, общими местами.
Субъективность считается главным родовым свойством лирики.
Но А.Н. Веселовский ставил слово «субъективность» в смысловые
кавычки, поскольку понимал его исторически и связывал с понятием
личности. «Субъективность», по А.Н. Веселовскому, означала при-
надлежность лирического высказывания личности, выделившейся из
общества; выражение индивидуально-творческого акта; определен-

1 Там же. - С.199.
2 Там же. - С. 200.
3 Там же.
4
ный уровень самосознания личности, особую интенцию – направлен-
ность на самого себя. Так как все эти аспекты явления понимались им
исторически, то в качестве родовой приметы лирики у него выступала
не абстрактная «субъективность», а исторические формы самосозна-
ния. Благодаря этому «субъективность» перестала быть отвлеченной
категорией, а оказалась «позитивной исторической ценностью».
«Самый субъективный род литературы, - писала о лирике
Л.Я.Гинзбург, - она, как никто другой, устремлена к общему изобра-
1
жению душевной жизни как всеобщей» , в ней выражается внутрен-
ний мир людей во всем их многообразии. В лирических произведени-
ях могут быть воплощены мысли, чувства, переживания, настроения,
эмоции, любые психические состояния человека. Однако лирика не
замыкается лишь в сфере внутренней жизни людей, их психологии
как таковой. Ее привлекают душевные состояния, знаменующие со-
средоточенность человека на реальности. Лирика художественно ос-
ваивает и состояния сознания, и состояния бытия, Она способна запе-
чатлевать пространственно-временные представления, связывать вы-
ражаемые чувства с явлениями природы и фактами быта, истории и
современности, с вселенной, мирозданием.
В эпическом произведении, как и в драматическом, организующим
началом является сюжет: оба эти рода подчинены «закону развиваю-
щегося действия». Воспринимаемые действия создают динамику дву-
стороннего общения человека с окружающим миром. Выделены и
особые черты структуры эпического произведения: обстоятельность
изображения, медленное развитие действия, знаменитые ретардации
(торможение действия с помощью описаний), описательная самостоя-
тельность образующих художественное целое частей. Эти особенно-
сти повествования, как указывает в академической «Теории литерату-
ры» В.В.Кожинов, содержательны: являясь чертами эпической фор-
мы, они передают свойства «специфически эпического мироощуще-
ния». Эпос стремится тем самым освоить целостность бытия, охватив
все его стороны и сферы; на каждом образе в эпическом произведении
лежит печать целого. Эпос, по выражению Г.Д. Гачева, «замахивается
на все», тем самым уже предполагая «объятность необъятного». «Мир
в нем владеет собой и общество – миром», излучает ощущение ста-
бильности и поэтому «апеллирует к свету познания и представления»,
которое способно осуществляться в «спокойном, уравновешенном
состоянии души»2.
Если эпос «дает акцию – событие, то лирика – реакцию» (Гачев),
не бытие, а размышление, переживание, отталкивание бытия из «Я».

1 Гинзбург Л.Я. О лирике. - Л., 1974. - С. 8.
2 Гачев Г. Д. Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика. Те-
атр. - М., 1968. - С.144.
5
Объективное, предметное в лирическом произведении чаще всего
растворено в субъективном. Предметный мир, события, отношения
между людьми, все устойчивые формы жизни резко меняют свои
очертания и смысл, оказываясь в сложном синтезе с проявлениями
духовной жизни человека. Внешняя изобразительность в лирике ухо-
дит на второй план. У писателя-лирика иная задача – выразить в слове
душу человека, выразить «невыразимое».
Лирика конкретна и персональна, является «слепком» духовного
мира вполне определенного человека, даже если в ней отражены кол-
лективные или общечеловеческие идеи, настроения и эмоции. Внут-
ренний мир человека предстает в лирике как нечто глубоко личное,
неповторимо-индивидуальное. Человека, духовный облик которого
раскрывается в лирическом произведении, называют лирическим
субъектом. Лирический субъект может совпадать с автором произве-
дения и отличаться от него. В новейшее время складывается понима-
ние лирики как специфической формы отношения субъектов.
Как бы не был широк тематический диапазон у писателя-лирика,
на всем неизбежно лежит печать его индивидуальной оценки и лич-
ных пристрастий. Самонаблюдение и глубоко личная трактовка пере-
живания становятся у лирика основным методом художественной вы-
разительности. В этом заключается и сила, и слабость его позиции как
способа утверждения своей личности, При этом решающую роль иг-
рает «глубина поэтического мировоззрения», без которого невозмож-
но создание значительных лирических произведений.
На наш взгляд, такое явление в прозе, как лиризм, более точно
следует определить как явление, возникающее на границе субъектив-
ности и всеобщности, конечного (мира индивидуальности) и беско-
нечного (мира макрокосма, мира Божественного). Зерно художест-
венности составляет «диада личности и противостоящего ей внешнего
мира» (М.М.Бахтин). Этим «я» - в –мире» обоснована эстетическая
позиция автора, экзистенциальная позиция – условного героя и ответ-
ственная эстетическая реакция читателя. Развертыванием этой уни-
версальной диады в уникальную художественную реальность рожда-
ется произведение искусства. М.М. Бахтин считал, что «я» и «мир» -
это всеобщие полюса человеческого бытия. Каждый живущий состав-
ляет индивидуальную картину своей неповторимой жизни.
Не просто личное, индивидуальное становится содержанием «ли-
ризма», а все лучшее, гармоничное в авторе произведения. По словам
В.Д. Сквозникова, «посредством лирики к нам выходит то поэтиче-
ское, красивое, человечески-значительное, что было в духовном обли-
ке личности автора»1. В.Д. Сквозников отмечает, что в эпическом и
драматическом произведении возникает иллюзия реальной, живой
человеческой личности с более или менее неповторимыми индивиду-

1 Сквозников В.Д. Лирика // Теория литературы. - М., 1964. - С. 182.
6
альными приметами. В «герое» лирического произведения этого, как
правило, нет. В лирике субъективность личности переходит во все-
общность человеческой сущности.
Лирическое «я» автора – это та кафоличность ( С.Н. Булгаков.
«Свет невечерний»), которая ощущает себя в духовном опыте других.
Это то самое божественное начало в человеке, «Прометеев огонь»,
который дает, с одной стороны, ощущение общности с людьми, а с
другой стороны, соединяет человека с Творцом, с Высшим началом.
Напряжение, стремление прорваться из мира «эго» к миру людей, к
Богу – это и есть главное содержание лиризма.
В эпосе все формы бытия приемлемы, в том числе и разъединение,
оно естественно. В лирике разъединение замечено и осмыслено как
противоречие неприемлемое. Стремление человека разорвать замкну-
тый круг собственного земного бытия, преодолеть свое одиночество в
мире есть содержание такого «пограничного напряжения», что со-
ставляет сущность лиризма.
Поэт – личность рефлектирующая, поэтому и во внутреннем мире
поэта, в мире субъективности, присутствуют как бы два полюса, соз-
дающих напряжение: стремление личности выявить в себе божест-
венную искру, борьба между тварным и божественным началом в че-
ловеке, преодоление страстей для молитвенного предстояния перед
истиной и гармонией. В этом кроется причина того внутреннего дра-
матизма, который стал составной частью термина «элегико- драмати-
ческий модус художественности», предложенный авторами «Введе-
ния в литературоведение» под редакцией Л.В. Чернец. Авторы пред-
лагают заменить «расплывчатый» термин «лиризм» термином «элеги-
ко- драматический модус художественности», который является, на
их взгляд, определяющим для литературы 30-х годов XIX века, в ча-
стности для романа «Герой нашего времени».
Модус художественности – это, по определению авторов учебника,
всеобъемлющая характеристика художественного целого, это тот или
иной род целостности, предполагающий не только соответствующий
тип героя или ситуации, авторской позиции и читательского воспри-
ятия, но и внутреннюю единую систему ценностей и соответствую-
щую ей поэтику.
Термин «пафос» говорит об эстетической модальности художест-
венного целого. Наряду с «идилическим» «элегико-драматический»
модус является плодом усвоения внутренней обособленности частно-
го бытия. Однако элегизм чужд снятию такой обособленности. Элеги-
ческое «я» есть цепь мимолетных, самоценных состояний внутренней
жизни, оно неизмеримо уже любой своей событийной границы, ос-
тающейся в прошлом и тем самым принадлежащей не «мне», а все-
общему бытию других. Элегическое переживание есть «чувство жи-
вой грусти об исчезнувшем». Элегическая краса – это «прощальная
краса» (А.С.Пушкин) невозвратного мгновения, при воспоминании о
7
котором замирает сердце: элегическое «я» становится самим собой и,
сжимаясь, отступая от своих событийных границ, устремляется к ядру
личности, к субъективной сердцевине бытия. Элегический хронотоп –
хронотоп уединения, пространственного или временного, отстранения
от окружающих. Но в отличие от сатирического малого «я» элегиче-
ский герой из своего субъективного «угла» любуется не собой, не сво-
ей субъективностью, а своей жизнью, ее необратимостью, ее индиви-
дуальной вписанностью в объективную картину всеобщего жизне-
сложения. Вопреки элегическому «все проходит», как и идилическо-
му «все пребывает», драматизм в качестве модуса художественности,
исходит из того, что ничто не проходит бесследно и что каждый ма-
лейший шаг наш имеет значение для настоящей и будущей жизни.
Однако участие драматической личности в жизни принципиально за-
труднено противоречием между внутренней свободой ее самоопреде-
ления и внешней (событийной) несвободой самопроявления. Внут-
ренняя широта лирического героя с избытком объемлет его внешнюю
жизнь, «свиток» которой он мысленно развивает, как бы отстраняясь
от событий, неадекватных его личности, но в то же время герой не
оспаривает своей причастности внешнему бытию, не снимает с себя
ответственности. Драматическое «я» противостоит в своей самоцен-
ности не миропорядку, а другому «я».
Данный род эстетического отношения, зародившийся в предро-
мантизме и развитый романтиками, чужд умилению, его смыслопо-
рождающая энергия – это энергия страдания, способность к которому
здесь как бы удостоверяет личность персонажа. Имея общую с эле-
гизмом почву в идиллике, драматизм формируется как преодоление
элегической уединенности. Драматический способ существования –
одиночество, но в присутствии другого «я». Это не безысходное оди-
ночество трагизма и элегизма. Поскольку внутреннее «я» шире любой
своей внешней границы, то каждая встреча чревата разлукой, а каждая
разлука открывает путь к встрече. Ключевая драматическая ситуация
– ситуация диалогической встречи-разлуки самобытного «я» с само-
бытным «ты». Драматический хронотоп не знает идилической замк-
нутости «дома» и «дола», это хронотоп порога и пути. Однако, в от-
личие от элегически бесцельного «странничества», драматический
путь – это целеустремленный путь самореализации «я» в мире «дру-
гих», а не пассивной его самоактуализации.
Соглашаясь с авторами в определении системы ценностей, харак-
терных для романтического этапа развития литературы, - осознанием
обособленности человеческого бытия, – нужно отметить, что как раз
пафос (или модус художественности) лирический и будет отражением
желания лирического героя преодолеть свое одиночество в мире.
Преодоление одиночества, обретение единства с миром – процесс му-
чительный, трудный, драматичный. Таким образом, лиризм включает
в себя и элегическое, и драматическое начала.
8
Что касается определения пафоса литературы 30-х годов XIX века
через элегико-драматический модус художественности, то позволим
себе заметить, что такая характеристика не исчерпывает всех черт
данного периода и попытаемся это показать в данной работе. На наш
взгляд, более точным будет определить доминирующую эстетическую
категорию данного периода литературы как лиризм (от этого термина
не стоит отказываться), а субдоминантную - как драматизм, который
не ослабляет, а обогащает основную.
Мир поэта и мир другого человека – миры параллельные, между
ними и возникает лирическое напряжение, извечное стремление про-
никнуть в душу другую для всеобщего человеческого понимания и
единения. Таящееся в каждом представление о том, что жизнь друго-
го наиболее наполнена, обозрима, осмыслена, притягивает к этой не-
разгаданности иного бытия, так как до конца понять тайну чужого
сознания представляется невозможным.
Таким же параллельным миром для поэта становится мир приро-
ды. Именно в романтизме пейзаж перестает быть только фоном изо-
бражаемых событий, он становится своеобразным аккомпанементом
настроению героя или автора, а также часто приобретает символиче-
ское значение. Природа – часть мироздания, творение Божие, в ней
пребывает Создатель. Слияние с природой, прорыв в мир спокойст-
вия, целесообразности и гармонии создает лирический колорит и в
поэзии, и в прозе.
Пафос лиризма в прозе можно рассматривать в рамках категории
«возвышенное» как одну из форм отыскиваемой гармонии. Лириче-
ское напряжение возникает в произведении в результате постоянного
поиска поэтом истины и в самом себе, и в окружающем мире.
Для романтизма на всех этапах его развития характерно сущест-
вование дихотомии « конечное – бесконечное». Сфера бесконечного,
сфера непредставимого, невыразимого, сфера не столько мыслимого,
сколько чувствуемого, существующего благодаря духу и в духе, явля-
ется тем полюсом, к которому устремляется лирическое чувство. Это
чувство, если и не сливается с религиозным, то ему уподобляется. Ко-
нечные предметы и явления вводятся в контекст сверхреального, ме-
тафизического, небесного; и созерцающий обретает иное достоинство
личности, постигающей «чудо», «откровение»; в «чуде» он преодоле-
вает свою земную конечность и воссоединяется с бесконечным.
Ф.П. Федоров пишет: «Человек, заключенный в конечное, тем не
менее способен «прорваться» через откровение любви, художествен-
ного акта или странничества из сферы конечного в сферу бесконечно-
го, способен «вещь в себе» превратить в «вещь для себя». Во всем
предельном увидеть и постигнуть беспредельное. И этот магический
9
акт прорыва всегда индивидуален, субъективен и происходит в ре-
зультате максимальной актуализации духовных сил человека»1.
«Магический акт прорыва» из конечного в бесконечное – такая
формула как нельзя лучше подходит к определению сущности лириз-
ма.
Дихотомия «конечное – бесконечное» идентична антитезе «время
– вечность». Вечность – высшая сфера, содержащая в себе истину,
красоту, добро. Время – сфера низшая, несовершенная, зависимая от
вечности и к ней устремленная как к норме, как к модели идеала.
Но в романтическом искусстве вечность – это менее всего абсо-
лютный покой и неподвижность. Она лишена процесса, истории, но
ей свойственно некое особое движение, особое вдохновенное состоя-
ние, связанное с согласованностью всего, в ней заключенного. Это
гармоническое в своей основе движение. Вечность лишена ущербно-
сти, неполноценности.
Время – сфера универсальной разорванности, дисгармонии, траги-
ческого противоречия между «конечным» и «бесконечным». Но время
имеет направление, цель; эта цель – вечность. Каждый миг несет в
себе частицу вечности. Сфера лирики как раз и связана с моментом
вечности, который представляется как вечно настоящее. Одновре-
менно это целокупность, в которой все существует сразу, в единой
точке.
Г.Д. Гачев пишет о способности слова в лирике выхватывать из
потока бытия одно мгновенное переживание, мысль. «В лирике через
слово-символ должно дать законченное высказывание обо всем бы-
тии…, и основное высказывание здесь – это необъятность необъятно-
го, священное благоговение перед таинством жизни, превосходящим
возможности ее полного охвата и понимания; а отсюда дорожение
любым этим преходящим моментом – как той формой абсолютного,
которая единственно нам подвластна, бывает в наших руках»2.
Еще Д.Н. Овсянико-Куликовский в работе «Психология мысли и
чувства», размышляя над идеей бесконечного в положительной науке
и в реальном искусстве, писал, что «в искусстве…действительность...
превращается в источник ощущения, чаяния, созерцания бесконечно-
го…»3. Автор отмечает, что моменты сосредоточения в себе, ощуще-
ния вечности – мимолетны. Но останавливать их в высокой степени
нужно. «Так нужно, - пишет Овсянико-Куликовский, - что все форму-
лы лирики и музыки оказываются недостаточными. Прозвучал ак-
корд, и нет его, и снова действительность вступает в свои права, по-

1 Федоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и
время. – Рига, 1988. - С.425.
2 Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм. - С. 144.
3 Овсянико-Куликовский Д.Н. Собр. соч.: В 9 т. - СПб., 1911. - Т. VI. -
С.142.
10