Table Of ContentПамяти Марии Аннинской
Roberto Calasso
LA FOLIE
BAUDELAIRE
Adelphi Edizioni
Роберто
Калассо
Сон
Бодлера
Ад Маргинем Пресс
УДК 821.133.1Бодлер В центре внимания Роберто Калассо (р. 1941) создатели
ББК 83.3(4Фра)5-8Шарль «модерна» — писатели и художники, которые жили
Бодлер в Париже в девятнадцатом веке. Калассо описывает
К 17 жизнь французского поэта Шарля Бодлера (1821–1867),
который отразил в своих произведениях эфемерную
природу мегаполиса и место художника в нем.
Данное издание Книга Калассо похожа на мозаику из рассказов самого
осуществлено автора, стихов Бодлера и комментариев к картинам
в рамках совместной Энгра, Делакруа, Дега, Мане и других. Из этих деталей
издательской программы складывается драматический образ бодлеровского
Музея современного Парижа.
искусства «Гараж»
и ООО «Ад Маргинем Пресс»
Оригинальное название книги — La Folie Baudelaire —
взято Калассо из Сент-Бёва, который писал о «Фоли-
Бодлер» (труднопереводимая игра слов, каламбур)
по аналогии с «Фоли-Бержер». Знаменитое варьете
и кабаре «Фоли-Бержер» было для праздных буржуа
одним из символов парижского веселья и богемной
жизни XIX века, а для интеллектуалов того времени
Издательство благодарит таким символом стало воображаемое увеселительное
The Wylie Agency заведение «Фоли-Бодлер». Русскому изданию книги
и Elkost Intl. Literary Agency Роберто Калассо было решено дать название «Сон
за помощь в приобретении Бодлера», отсылающее к центральному эссе автора,
прав на данное издание где говорится о бодлеровском понимании судьбы
искусства в буржуазном обществе.
В оформлении обложки
использовано произведение
Жана Огюста Доминика
Энгра «Маленькая купаль-
щица, или Интерьер гарема»,
1828.
Перевод —
Александр Юсупов
(главы 1–3, 6–7),
Мария Аннинская
(главы 4–5)
Редакторы —
Ирина Заславская (главы 1, 6–7),
Мария Аннинская (главы 2–3)
Дизайн —
Анна Сухова
Калассо, Роберто LA FOLIE BAUDELAIRE
К17 Сон Бодлера / Роберто Copyright © 2008, Adelphi Edizioni S.p.A., Milano
Калассо. — М. : Ад Маргинем All rights reserved
Пресс, Музей современного © Аннинская М., наследники, перевод, 2020
искусства «Гараж», 2020. — © Юсупов А., перевод, 2020
376 с. — ISBN 978-5-91103-527-3. © ООО «Ад Маргинем Пресс», 2020
© Фонд развития и поддержки искусства «АЙРИС»/
IRIS Foundation, 2020
Оглавление
I
Первозданный мрак вещей.
Перевод А. Юсупова,
редактура И. Заславской c. 6
II
Мономания Энгра.
Перевод А. Юсупова,
редактура М. Аннинской c. 88
III
Посетители Мадам Азюр.
Перевод А. Юсупова,
редактура М. Аннинской c. 135
IV
Сон про музей в борделе.
Перевод М. Аннинской c. 152
V
Зыбкое чувство современности.
Перевод М. Аннинской c. 186
VI
Стихия детства.
Перевод А. Юсупова,
редактура И. Заславской c. 284
VII
Камчатка.
Перевод А. Юсупова,
редактура И. Заславской c. 303
Примечания c. 343
Список иллюстраций c. 358
Именной указатель c. 362
Памяти Энцо
Туроллы
I. Первоз
мрак
Роберто 6 Сон
Калассо Бодлера
данный
вещей
Бодлер предлагал матери Каролине посещать тайные
встречи в Лувре: «В Париже нет лучше места для светской
болтовни: тепло, не скучно, к тому же ничто не повре-
дит репутации честной женщины»1. Так непринужденно
собрать воедино все звенья: боязнь холода, ужас перед ску-
кой, обхождение с матерью как с любовницей, секретность
и благопристойность на фоне искусства — мог только он.
Приглашение, от которого невозможно отказаться, как
будто распространяется на любого читателя. И любой может
на него откликнуться, блуждая по произведениям Бодлера,
как по одному из парижских Салонов, о которых он писал,
или, скажем, по залам Всемирной выставки, где соседствуют
вечное и мимолетное, возвышенное и суетное. Но если тогда
их окутывал порочный дух времени, то теперь это было бы
опиумное облако, что скроет вас от мира и даст собраться
с силами перед возвращением на летальные, маниакальные
просторы двадцать первого века.
I. Первозданный 7
мрак вещей
«Все, что опосредовано, — ничтожно» (Чоран; сказано
в беседе). Не делая культа из свободно звучащей фразы, Бод-
лер обладал редким даром прямоты, умением пропускать
через себя и отбирать слова, способные мгновенно вливаться
в поток чужих мыслей — и оставаться там, порой ничем
не выдавая своего присутствия, до тех пор, пока они вдруг
не грянут с подлинной, мучительной, чарующей силой. «Здесь
он негромко ведет беседу с каждым из нас»2, — писал Андре
Жид в предисловии к изданию «Цветов зла» (1917). Фраза,
по-видимому, поразила Беньямина; по крайней мере, именно
ее мы обнаруживаем выписанной отдельно в черновиках его
«Пассажей». В Бодлере (как и в Ницше) было то, что любому
казалось близким, и потому, запав однажды в душу, навсегда
свивало там себе уютное гнездышко. Это голос, «приглушен-
ный, словно грохотание ночных карет, проникающее сквозь
стеганые стены будуаров»3; определение, вышедшее из-под
пера Барреса, подсказал сам Бодлер: «Доносится только гро-
хотание запоздалых и измученных извозчиков»*. Его тон зас-
тает врасплох, «как слово, сказанное * Бодлер Ш. В час утра.
Перевод Эллиса. — Здесь
на ухо, когда этого не ждешь»4 (Ривьер).
и далее звездочками
В годы, осененные Первой мировой отмечены примечания
переводчика.
войной, это слово казалось жизненно
необходимым. Подобно языку колокола, оно билось в разго-
ряченном мозгу, когда Пруст писал свое эссе о Бодлере, по
памяти нанизывая одну за другой цитаты, будто строчки дет-
ской считалки.
Тому, кто утомлен и истерзан печалью, трудно найти
лекарство лучше, чем страница-другая Бодлера. Проза,
лирика, стихотворения в прозе, письма, фрагменты — все
подойдет. Особенно проза, а точнее, тексты о художниках.
Некоторые из этих художников сегодня совсем не известны,
и единственное, что мы знаем о них, — имена и те несколько
слов, которые посвятил им Бодлер. Мы наблюдаем, как он
фланирует среди роящейся толпы, и нам кажется, будто
поверх нашей нервной системы нарастает новая, способная
Роберто 8 Сон
Калассо Бодлера
ощущать малейшие потрясения и уколы. Отчего оцепенелые
и закоснелые рецепторы принуждены вновь пробудиться.
Вал Бодлер захлестывает все и вся. Возникнув до появ-
ления его самого, он катит вперед, не замечая препятствий.
Шатобриан, Стендаль, Энгр, Делакруа, Сент-Бёв, Ницше,
Флобер, Мане, Дега, Рембо, Лотреамон, Малларме, Лафорг,
Пруст и другие — вершины и впадины этого могучего вала,
то ли сбитые с ног и на несколько мгновений скрывшиеся
в пучине, то ли сами ставшие частью той силы, которая,
кипя, обрушивается на головы других. Импульсы внутри
нее пересекаются, расходятся, сталкиваются, обращаются
в стремнины и водовороты. Затем течение обретает покой
и плавность. Потом волна продолжает бег, по-прежнему
нацеленная «в неведомого глубь»* — * Бодлер Ш. Плаванье.
Перевод М. Цветаевой.
начальную и конечную точку ее пути.
Воистину вызывают ликование строки Бодлера, посвя-
щенные Жану-Франсуа Милле: «Его несчастье — стиль. Его
крестьяне — самодовольные педанты. Их мрачная, непро-
биваемая дикость внушает острую неприязнь к ним. Что
они ни делают — сеют или жнут, пасут коров или стригут
овец, — всем своим обликом они как бы укоряют нас: „Нам,
обездоленным, довелось оплодотворить этот мир! На нас
возложена высокая миссия, мы священнодействуем!“»5
Посетители бродили по Салонам, вооружившись бро-
шюрой с описанием сюжетов выставленных картин. Оценка
полотна основывалась на степени соответствия изображе-
ния той теме, которой оно посвящено, притом что темы
взяты преимущественно из истории или мифологии, если
не считать портретов, пейзажей и жанровых сцен. Обна-
женная натура появляется всюду, где это позволяет мифоло-
гический или библейский сюжет (так, Эсфирь Теодора Шас-
серио стала титулованным архетипом девушки с обложки).
А иначе к ню прилагается оправдательная этикетка в ориен-
талистском стиле. Однажды в Салоне Бодлер обратил вни-
I. Первозданный 9
мрак вещей
мание на двух солдат. Они «в смятении глядели на картину,
изображавшую интерьер кухни. „А Наполеон-то где?“ —
недоумевал один (в каталоге перепутали номера, и кухня
была помечена цифрой, относившейся к знаменитой бата-
лии). „Дубина! — возразил второй. — Ты что, не понял, они
варят суп к его возвращению!“ И солдаты удалились, доволь-
ные художником и собой»6.
«Салоны» Дидро положили начало раскованной, под-
черкнуто субъективной, непримиримой физиологической
критике. К полотнам она относится как к людям; блуждая
среди пейзажей и портретов, критик использует их как
трамплин в искусстве перевоплощения, коему предается
с тем же азартом, с каким после сбрасывает маску. В этом
смысле «обойти Салон» — значит пробежать глазами упо-
рядоченный строй изображений, представляющих собой
самые разные ипостаси жизни, от непроницаемой немоты
натюрморта до высоких истин Библии и велеречивых цере-
мониалов Истории. Живой ум Дидро был открыт всему
на свете, поэтому Салон становился для него наиболее удоб-
ным способом продемонстрировать работу своей мысли-
тельной мастерской.
Дидро не столько порождал мысли, сколько умел с под-
линным блеском развивать их. Ему было довольно фразы,
вопроса — и мысль уже фонтанировала неудержимо, спо-
собная завести его куда угодно. Этот путь сулил массу откры-
тий, но Дидро шел дальше, не давая себе труда осмыслить
их и порой даже не сознавая совершенного открытия. Это
был для него лишь мостик, связка с другими идеями. Иное
дело — Кант, считавший своим долгом узаконить любое
высказывание. Для Дидро фраза имела значение, только
если толкала его вперед. Его идеалом было вечное движе-
ние, нескончаемая вибрация, и он не помнил ее начальной
точки, а конечную определял случай. «Ничто из моих про-
изведений так не напоминает меня самого»7, — отозвался
Роберто 10 Сон
Калассо Бодлера
