Table Of Content1939 год: Уроки истории
Издание: 1939 год: Уроки истории. — М.: Мысль, 1990.
[1] Так помечены страницы, номер предшествует.
{1} Так помечены ссылки на примечания.
1939 год: Уроки истории / АН СССР. Ин-т всеобщей истории; В. К. Волков, Р. М. Илюхина, А. А.
Кошкин и др. Отв. ред. О. А. Ржешевский. — М.: Мысль, 1990. — 508, [1] с. Тираж 50000 экз. isbn 5–
244–00282–1.
Аннотация издательства: В предлагаемом коллективной монографии с привлечением нового
документального и историографического материала рассматриваются события, которые привели ко
второй мировой войне, противоборство сил мира и агрессии на международной арене в 30-е годы.
Основное внимание сосредоточено на анализе предвоенного политического кризиса 1939 г. и
возможностях альтернативного развития событий. Труд рассчитан на широкий круг читателей.
Авторский коллектив: В. К. Волков — глава 4 (часть I); P. M. Илюхина — глава 6 (часть I); А. А.
Кошкин — глава 4 (часть II); Ю. В. Кудрина — глава 5 (часть I); Е. И. Кульков — глава I (часть I); Я. С.
Лебедева — глава 2 (часть II); В. Л. Мальков — глава 3 (часть II), предисловие; И. Д. Остоя-Овсяный
— глава 7 (часть II); Л. В. Поздеева — глава 2 (часть I), глава 1 (часть II); И. И. Поп — глава 5 (часть
I); О. А. Ржешевский — глава 5 (часть II), заключение; В. М. Фалин — глава 6 (часть II); И. А.
Челышев — глава 3 (часть I). Ответственный редактор О. А. Ржешевский.
Содержание
Предисловие [3]
Часть I. Мир или война? [7]
Глава 1. Блок агрессоров [8]
Глава 2. Цена «умиротворения» [52]
Глава 3. Коллективная безопасность: концепция, реальности [76]
Глава 4. Мюнхен: и сговор, и капитуляция [108]
Глава 5. Малые страны в большой политике [146]
Глава 6. Успехи и поражения антивоенных сил [171]
Часть II. Предвоенный кризис [196]
Глава 1. После Мюнхена [197]
Глава 2. Эскалация агрессии и западные державы [221]
Глава 3. Где проходит линия обороны Америки? [244]
Глава 4. Сполохи войны на Дальнем Востоке [276]
Глава 5. Упущенная возможность [298]
Глава 6. Договор о ненападении 1939 г. и секретный протокол [319]
Глава 7. Нацистская Германия развязывает войну [355]
Заключение [379]
Приложения [432]
К истории заключения советско-германского договора о ненападении 23 августа 1939 г.
(Документальный обзор) [432]
Канун и начало второй мировой войны. Тезисы, подготовленные Комиссией ученых СССР и ПНР по
истории отношений между двумя странами [461]
От комиссии Съезда народных депутатов СССР по политической и правовой оценке советско-
германского договора о ненападении от 1939 года (Пояснительная записка от 14 декабря 1989 г.
Съезду народных депутатов СССР) [469]
Сообщение комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о
ненападении от 1939 года (Доклад председателя комиссии А. Н. Яковлева 23 декабря 1989 года на II
Съезде народных депутатов СССР) [475]
Выступление А. Н. Яковлева 24 декабря 1989 года на Съезде народных депутатов СССР [492]
О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года
(Постановление Съезда народных депутатов Союза Советских Социалистических Республик 24
декабря 1989 г.) [496]
Сведения об авторах [499]
Указатель имен [501]
Примечания
Предисловие
Человечество ведет особый счет войнам — самым трагическим периодам своей истории. Вновь и
вновь вопрошая, в чем истоки этих трагедий, откуда вести их родословную, люди пытаются найти
ответы на вопросы, которые с любой точки зрения нельзя назвать отвлеченными. И главный из них:
вызваны ли войны неконтролируемыми общественными силами или случайным стечением
обстоятельств, незадачливостью, некомпетентностью, а то и безумными амбициями политиков? Для
ответа на этот и другие вопросы необходимо считаться с накопленными знаниями. Это бесспорная
истина. Однако вместе с тем много веских доводов в пользу того, чтобы не полагаться сегодня
всецело на те выводы, которые были сделаны исходя из наших представлений сорока-
тридцатилетней и даже десятилетней давности, в данном случае касающихся событий 1939 г.,
анализу которых посвящена предлагаемая читателям книга.
Время заострило ту грань проблемы, которая была почти неразличима прежде в силу
преимущественно вульгарно-социологического, прямолинейного, недиалектического подхода к
причинам возникновения второй мировой войны, рассматриваемым в категориях исторической
предопределенности и неотвратимого глобального вооруженного противоборства антагонистических
сил. А между тем необходимо видеть проблему и в контексте альтернативности развития, учитывая
все параметры возникшей тогда экстремальной ситуации, взорвавшейся нападением нацистской
Германии на Польшу.
Этот важный аспект исследования имеет не только познавательную ценность. Выяснить и
объяснить причины (объективные и субъективные, более отдаленные и непосредственные) того, что
только в конечном счете сделало невозможным избежать военную катастрофу, заставило умолкнуть
дипломатов и открыть кровавый счет убитым, раненым и искалеченным, — это значит еще и
утвердить высокое моральное предназначение истории — служить[4] предупреждением от
заражения вирусом апатии и равнодушия, национального эгоизма и некритического мышления («моя
страна всегда права») в такой важной сфере человеческого общения, какой являются
международные отношения. Идущая во многих странах острая, порой даже ожесточенная дискуссия
о происхождении и причинах второй мировой войны вызвана не просто серией круглых дат или
расчетливым устремлением историков непременно утвердить свою «правду» о событиях конца 30-х
годов, ставших точкой отсчета для измерения многих качественных «показателей» той поворотной и
еще отнюдь не исчерпавшей себя полностью полосы развития человечества. Все значительно
серьезнее.
Обращаясь к истории, мы ищем ответы, необходимые нам в настоящем мире, насыщенном
опасностью термоядерной войны и тревогой за будущие поколения. Диалог с прошлым помимо
других причин отражает стремление не допустить разобщения народов, опасного противостояния
«своих», узконациональных интересов (к тому же понятых примитивно, вне связи с глобальными
процессами) интересам общечеловеческим, жесткой идеологической конфронтационности, того
глубоко укоренившегося стереотипа мышления, согласно которому выигрыш для одного непременно
является проигрышем для другого. Десятилетие 30-х годов, строго говоря, нельзя называть
предвоенным, поскольку начиная с 1931 г. (захват Японией Маньчжурии) мир сотрясали все новые и
новые «малые» войны, кровавым почерком вписывая свои главы в летопись современной
цивилизации. Германский империализм, развязав вторую мировую войну, довершил эту работу и
тем самым дописал самую мрачную ее страницу. Перечитывая ее, наши современники и будущие
поколения, ищущие и вырабатывающие качественно новую философию всеобщей безопасности,
найдут много поучительного и в тех ее разделах, которые воплощают собой отрицательный опыт,
так сказать, пассив всемирной истории, ее трагические черты и потери.
Оправдан, разумеется, и скептицизм. И действительно, способно ли еще одно «коллективное»
погружение в тайны рождения войны хоть немного приблизить нас к постижению истины, коль скоро
в ходе идущей полемики так резко обозначились разногласия, в том числе и в отношении ко всей
предшествующей историографической традиции, к выработанным представлениям? Нет, даже если
это так, не следует опасаться возникшей [5] «неразберихи», поскольку она неизбежна на
определенном этапе. Развитие науки обеспечивается борьбой мнений и сопоставлением гипотез.
Успех ожидает нас только в том случае, если при каждой следующей попытке мы будем
освобождаться из цепких пут фантомов и стереотипов, убивающих живую мысль и внушающих
подобострастие к авторитету так называемого социального заказа. Однако, поскольку речь идет о
войне, о силах, сделавших возможным ее развязывание, и о тех, кто не сумел им противостоять,
постольку любая коррекция или пересмотр наших представлений должны базироваться не на одних
только благих пожеланиях «писать ярко и безоглядно правдиво», не на одних призывах не бояться
заглянуть за край, а на точном знании, добытом большим трудом, доступном перепроверке и
отвечающем самым высоким научным критериям.
Этот путь отнюдь не сковывает внутреннюю свободу исследователя. Напротив, он дает твердую
точку опоры для вторжения в любые «закрытые зоны». В истории предвоенного политического
кризиса за последние несколько десятилетий их накопилось немало, достижения же советских
историков здесь являются, нужно признать, весьма скромными. Говоря о причинах и того и другого,
следует назвать прежде всего повышенную секретность, установленную правительствами и
ведомствами в отношении больших групп документальных источников (это относится как к
зарубежным, так и к отечественным материалам), неразработанность ряда фундаментальных
вопросов, малочисленность исследовательских кадров и общее отставание междисциплинарных
исследований (например, психоистории), связанных напрямую с проблемой генезиса войн.
Вполне понятно, что авторы данного труда не претендуют на окончательность высказанных ими
суждений. Во многих отношениях их подход к поднимаемым вопросам носит поисковый характер,
что отчасти объясняет имеющиеся различия в оценках и несходство при анализе некоторых
конкретных ситуаций, событий и фактов. Наверное, читатель заметит расхождения и более
существенного характера. Редколлегия не «проглядела» их, а заранее отказалась от попытки
«причесать» текст на один манер, привести все главы и разделы к одному знаменателю, сохранила
мысль и стиль каждого автора. Пойти по другому пути означало бы искусственно упростить (а
заодно и исказить) довольно сложное [6] положение, в котором оказалась сейчас советская
историография международных отношений 30-х годов. Несомненно и то, что в самом возникновении
дискуссий по этим вопросам, отходе от парализующего творческие силы консенсусного,
однолинейного и одномерного мышления, появлении альтернативных концепций нельзя не видеть
проявление здоровых тенденций, обещающих долгожданный сдвиг. [7]
Часть I.
Мир или война?
Глава 1.
Блок агрессоров
Уходящий XX век характерен громадными успехами в продвижении человечества по пути научного,
социального и национального прогресса. Вместе с тем его история отмечена такими неизвестными
ранее разрушительными общественными явлениями, как фашизм и мировые войны. Экономические,
политические и идеологические истоки этих явлений еще не до конца изучены. Однако многое
указывает на то, что своими корнями они связаны прежде всего с империализмом —
монополистической стадией развития капитализма, начавшейся в конце прошлого столетия.
Концентрация средств производства и капиталов в руках мощных монополистических объединений,
с одной стороны, сокращение численности мелких производителей и быстрый рост армии наемных
рабочих и служащих — с другой, сопровождались углублением антагонизма между трудом и
капиталом, обострением социальной напряженности, особенно в тех странах, которые позднее
встали на путь капитализма, где менее были развиты демократические традиции, в большей
степени давали знать себя пережитки феодализма.
Неравномерность капиталистического развития сказалась и на межгосударственных отношениях.
Они с конца XIX — начала XX в. все более стали определяться конкурентной борьбой национальных
монополистических группировок за сферы приложения капитала, рынки сбыта, источники сырья и
рабочей силы. Особую активность при этом стали проявлять те государства, которые запоздали с
участием в капиталистическом разделе мира. Соперничество между крупными капиталистическими
державами за «место под солнцем» велось не только экономическими и дипломатическими, но и
чисто военными методами. В связи с этим начались быстрый рост милитаризации их экономики и
общественной жизни, распространение различных идей и теорий, оправдывающих насилие и войны.
Вспыхнувшая в этой обстановке первая мировая война 1914–1918 гг. не разрешила, а лишь
углубила присущие империалистической системе пороки. Народные массы, втянутые в кровавую
бойню, все более убеждались в необходимости радикальных политических преобразований, за
которые выступали прогрессивные силы, прежде всего революционное крыло социал-демократии.
Усилившееся антивоенное [9] движение все более приобретало антикапиталистическую
направленность. Под напором революционных масс в 1917 г. рухнуло царское самодержавие в
России, а затем под руководством партии большевиков была установлена власть Советов. Великая
Октябрьская социалистическая революция в России явилась воодушевляющим примером для
трудящихся других стран. В ноябре 1918 г. в Германии произошла буржуазно-демократическая
революция, в результате которой была свергнута Гогенцоллерновская монархия. Одновременно
народы Австро-Венгрии покончили с господством Габсбургской монархии. На обломках этой
«лоскутной империи» возникли новые независимые государства — Австрия, Венгрия, Чехословакия,
Югославия. В марте 1919 г. была образована Советская республика в Венгрии, а в апреле того же
года — Советская республика в Баварии. В сентябре 1920 г. по примеру российского пролетариата в
ряде городов Италии рабочие захватили в свои руки фабрики и заводы. Не было ни одной страны в
Европе и Америке, где бы после первой мировой войны не наблюдался революционный подъем.
Усилилось и национально-освободительное движение в колониях и полуколониях Азии и Африки.
Социальный кризис первых послевоенных лет явился одной из решающих причин появления
фашизма как политического течения, нацеленного на срыв революционного подъема масс,
отвлечение их от борьбы за подлинное народовластие, на укрепление пошатнувшейся власти
буржуазии путем установления тоталитарных форм правления. Другим фактором,
способствовавшим появлению фашизма на исторической арене XX в., явилась крайняя
неудовлетворенность населения ряда капиталистических стран империалистическим характером
послевоенного устройства мира, которое было навязано наиболее сильными державами Антанты —
Англией, Францией и США.
Согласно Версальскому мирному договору 1919 г., Германия была лишена восьмой части ее
прежней территории, а также колониальных владений. Ей было предписано сократить численность
своих вооруженных сил до минимума и выплатить громадные репарационные платежи.
Аналогичным образом Антанта поступила и с бывшими союзниками Германии — Австрией,
Венгрией, Болгарией, Турцией.
Послевоенные мирные договоры не сняли противоречий и в стане победителей. В Италии, вставшей
на сторону Антанты в 1915 г., буржуазия посчитала себя обманутой и обделенной, поскольку не
осуществились ее расчеты на территориальные приобретения на Балканах за счет [10]
южнославянских земель, входивших ранее в состав Австро-Венгрии.
В Азии также возник новый узел противоречий. Япония, действовавшая заодно с Антантой, сумела в
1914–1915 гг. существенно расширить и укрепить свои позиции в Китае путем захвата провинций,
контролировавшихся до войны Германией. Однако на состоявшейся в 1922 г. международной
конференции в Вашингтоне она под давлением главным образом США и Великобритании подписала
«договор девяти держав», согласно которому по отношению к Китаю должна была проводиться
политика «открытых дверей» и «равных возможностей». Это был удар по японским притязаниям на
расширение сферы своего господства в Китае. Японские промышленники не могли рассчитывать на
вытеснение с китайского рынка своих более сильных конкурентов, прежде всего американских
монополий, мирными экономическими средствами. Не устраивал правящие круги Токио и
подписанный в Вашингтоне опять же под давлением США «договор пяти держав», по которому
Японии запрещалось иметь линейные корабли в количестве, превышающем 2/3 от численности
американских или английских кораблей того же класса.
Версальско-вашингтонская система положила конец первой мировой войне, но не устранила
глубоких противоречий в капиталистическом мире. Тем самым она помогла реакционным силам
Германии, Италии и Японии маскировать свои захватнические цели лозунгами о необходимости
устранения «версальского диктата», выступать под маской защиты общенациональных интересов,
разжигать среди населения реваншистские и шовинистические настроения. Главными носителями и
пропагандистами вражды между народами стали фашисты.
Стремление подавить революционное движение, а также поиски выхода из неблагоприятного
внешнеполитического положения на путях реванша и агрессии толкали буржуазию на союз как со
старыми, так и с новыми силами мракобесия и реакции, на установление с их помощью
террористических методов правления. Открыто фашистские и авторитарные режимы в 20-е годы
были установлены в Венгрии (1920 г.), в Италии (1922 г.), в Болгарии и Испании (1923 г.), в Албании
(1924 г.), в Греции (1925 г.), в Литве, Польше и Португалии (1926 г.). В обстановке нового обострения
империалистических противоречий, вызванного мировым экономическим кризисом конца 20-х —
начала 30-х годов, фашистский режим был установлен в Германии (1933 г.).
Фашистские диктатуры в Германии и Италии имели одну и ту же классовую сущность. Они выражали
интересы наиболее [11] реакционных, шовинистических, особо агрессивных кругов
монополистического капитала, крупных землевладельцев и касты милитаристов. Их роднили между
собой и отличали от буржуазно-демократических стран нетерпимость к любым проявлениям
демократии, тотальный террор против общественных сил, выступавших за мир и социальный
прогресс. Основной удар они направляли против коммунистов и социал-демократов, выражавших
интересы рабочего класса. Главной внешнеполитической целью фашизма являлось порабощение и
грабеж других стран. Фашистские режимы возвели в ранг официальных доктрин многие
реакционные идеи и теории, в которых отразился разрыв буржуазии с прогрессивными традициями
эпохи Просвещения. Все эти черты с наибольшей силой проявились в германском фашизме
(нацизме).
Зарождение нацистского движения в Германии было связано с деятельностью Пангерманского
союза, крупнейшего идеологического центра, возникшего еще в конце XIX в. и объединявшего в
своих рядах крупнейших немецких монополистов, землевладельцев, а также консервативную
буржуазную интеллигенцию. Благодаря прямой поддержке со стороны Пангерманского союза
получила путевку в жизнь национал-социалистическая партия (НСДАП), которую в 1920 г. возглавил
А. Гитлер. Пангерманисты в 20-е годы неоднократно подчеркивали, что нацисты переняли от них
«расовую идею», «враждебность к парламентаризму», убеждение в том, что «народом может
управлять только энергичное и фанатично целеустремленное меньшинство», требование
установления в Германии «национальной диктатуры» для защиты «трудового капитала»,
антисемитизм, проповедуемый под лозунгом «освобождения от еврейского ига», стремление к
«возобновлению борьбы» против внешних врагов и т. д.{1} Гитлер со своей стороны в кругу так
называемых «старых борцов» — ветеранов нацистского движения — не скрывал, что все
программные положения возглавляемой им партии по существу не представляли ничего нового, а
были сформулированы задолго до ее образования{2}.
Однако нацистская партия имела свою специфику, которая изначально отличала ее от
консервативных партий старого типа. Ее «вожди», учитывавшие распространение социалистических
идей среди народных масс, рядились и в тогу революционеров, защитников интересов нации,
ставили целью повести за собой таким путем рабочий класс. Эта установка отразилась уже в самом
названии фашистской партии, в багровых флагах со свастикой, избранных в качестве одного из
элементов символики фашистского движения, и в формах [12] его агитационно-пропагандистской
деятельности. Нацистское руководство не ограничивалось изданием газет и листовок, проведением
собраний и съездов. Оно широко использовало внепарламентские формы борьбы, применявшиеся
рабочими партиями: устраивало митинги, демонстрации, факельные шествия. Оно создало также
собственные военизированные организации — штурмовые и охранные отряды (СА и СС), которые
использовались против демократических сил.
Первоначально нацисты не пользовались доверием монополистов по причине своей
«революционности». В программе партии, принятой в 1920 г., содержались требования о том, чтобы
«государство взяло на себя обязательство в первую очередь заботиться о заработке и пропитании
граждан», о наделении всех граждан «равными правами и обязанностями», об «отмене нетрудового
дохода, уничтожении процентного рабства», о «полной конфискации всех военных прибылей», об
участии населения «в прибылях крупнейших монополий», о «муниципализации больших
универсальных магазинов и передаче их в аренду по дешевой цене мелким торговцам», о «запрете
спекуляции землей» и т. п.{3} Однако постепенно благодаря разъяснениям самих нацистских
«вождей» представители крупного капитала все более убеждались, что «антикапиталистические» и
«социалистические» пункты программы не имеют к целям фашистского движения никакого
отношения и предназначены для манипуляции сознанием широких масс. В 1928 г. Гитлер издал
специальное пояснение к программе, в котором указывалось, что «национал-социалистическая
немецкая рабочая партия стоит на почве частной собственности» и выступает лишь «против
еврейских обществ, спекулирующих земельными участками»{4}.
В программе нацистов имелись также пункты, которые более чем устраивали реваншистски
настроенную часть крупной буржуазии и военщины, различного рода националистические
группировки. Это требования об отмене Версальского мирного договора и о создании «Великой
Германии», в состав которой вошли бы все немцы, проживавшие в Европе; отказ от «парламентской
практики» и установление в стране «сильной централизованной государственной власти»; замена
наемной армии «народной армией», т. е. введение всеобщей воинской обязанности; искоренение
«материалистического духа» и т. п.
В 20-е годы нацистское руководство приложило немало сил, чтобы дополнить, уточнить и более
обстоятельно изложить свои взгляды, главным образом по внешнеполитическим проблемам, в
выступлениях, статьях и книгах, которые [13] были насквозь пронизаны духом агрессии и расизма. В
наиболее систематизированном виде эти взгляды были изложены в книге нацистского главаря
Гитлера «Моя борьба», опубликованной в 1925 г., в его же «Второй книге», подготовленной в 1928 г.,
но изданной лишь после второй мировой войны в ФРГ, а также в книгах одного из ведущих
нацистских идеологов — А. Розенберга «Будущий путь германской внешней политики» и «Миф 20-го
века», опубликованных соответственно в 1927 и 1929 гг. Неоднократно переиздававшиеся и
пользующиеся до сих пор успехом у определенной категории читателей на Западе, они
представляют собой конгломерат идей и взглядов, как правило заимствованных из более ранней
реакционной литературы и подкорректированных в свете тех конкретных задач, которые ставила
перед собой нацистская верхушка.
Нацистская политическая доктрина, изложенная в этих книгах, по своей направленности далеко
выходила за рамки ревизии Версальского мирного договора. Она была нацелена на выработку
основ такой политической и военной программы, которая отвечала стремлению германского
империализма к мировому господству.
Основное внимание уделялось вопросу об «определении правильного пути укрепления мощи
(Германии. — Е. К.) на континенте посредством завоевания новых земель в Европе»{5}. При этом у
нацистов не существовало какого-либо сомнения в том, какие конкретно земли имеются в виду. «Мы
возобновляем движение в том направлении, — писал Гитлер, — в котором оно было
приостановлено шесть веков тому назад. Мы прекращаем вечное германское движение на юг и
запад Европы и обращаем взор на земли на Востоке. Мы, наконец, завершаем колониальную и
торговую политику довоенных лет и переходим к территориальной политике будущего. И если мы
сегодня говорим о новых землях в Европе, то думаем в первую очередь только о России и
подвластных ей окраинных государствах»{6}.
Нацисты пророчествовали, что уничтожение СССР — это вполне достижимая цель. Гитлер, исходя
из норманской концепции возникновения русской государственности, утверждал, что в ходе первой
мировой войны и особенно в результате социалистической революции Россия якобы лишилась
цементирующих ее «германских элементов» и поэтому «созрела для крушения»{7}. Русских и славян
в целом нацисты пытались отнести к категории «недочеловеков». «У славян вообще, — заявлял
Гитлер, — отсутствует всякая способность к какой-либо организаторской деятельности. Они не
обладают никакой государствообразующей и созидательной [14] силой»{8}. Одновременно для
оправдания «похода на Восток» Гитлер использовал популярный в то время тезис
империалистической пропаганды о стремлении большевиков «к кровавому покорению мира»{9}.
Розенберг пытался подкрепить подобные рассуждения замешенной на все том же расизме теорией,
согласно которой большевизм в России — это не что иное, как «восстание монголоидов против
нордической культуры», поставивших цель «присвоить себе всю Европу» {10}.
«Смертельным врагом немецкого народа» нацистские главари пытались представить также и
Францию. Они утверждали, что в результате войн и смешения с африканцами французы утратили
«арийскую кровь», «выродились в расовом отношении» и поэтому сами стали представлять «угрозу
для существования белой расы в Европе». Розенберг ратовал за «очищение Европейского материка
от распространяемых Францией болезнетворных микробов из Африки и Сирии»{11}. Гитлер
призывал покончить с «вечной и бесплодной борьбой» против «наследственного врага» — Франции
путем ее разгрома в «решающей битве» и тем самым обезопасить германский тыл для наступления
на Востоке{12}.
В качестве врагов Германии национал-социалисты рассматривали и связанные с Францией
договорами государства Малой Антанты (Чехословакия, Румыния, Югославия) и Польшу, которые
якобы «зажали» немецкую нацию в «стальное кольцо», препятствующее расширению Германией
«жизненного пространства». Особую ненависть германские фашисты питали к возникшему после
первой мировой войны независимому польскому государству, располагавшемуся на кратчайшем
пути к границам СССР. «Ликвидация польского государства, — заявлял Розенберг, — это
наипервейшая потребность Германии»{13}.
Руководство нацистской партии в первые годы после мировой войны 1914–1918 гг. к числу
«абсолютных врагов» Германии относило и Англию. Захват Англией большей части германских
колоний оно расценивало как «невосполнимую утрату»{14}. Однако гитлеровцы вскоре убедились,
что в самой Англии консервативные силы готовы поддержать определенные требования Германии.
Это стало очевидно, когда Англия совместно с Италией и США решительно выступила против
Франции, которая под предлогом применения санкций в связи с невыполнением Германией
репарационных платежей оккупировала в 1923 г. ключевые промышленные районы Рура.
Французское правительство под англоамериканским давлением вынуждено было вывести из Рура
свои войска. После этого нацисты постепенно свернули открытую [15] антианглийскую пропаганду.
Своей целью они поставили углубить раскол между Францией и не желавшей ее дальнейшего
усиления Англией, привлечь Англию на германскую сторону.
Согласно замыслам нацистских лидеров, разгром СССР, Франции и Польши должен был обеспечить
Германии господствующие позиции в Европе. При этом они ратовали за создание сильной, «единой
в расовом отношении» Европы, за «исключение евреев из всех государств Европы»{15}, т. е. их
уничтожение. Такую же участь германские фашисты готовили славянам и многим другим народам.
Расовой чистке намечалось подвергнуть и население в самой Германии. Имея в виду глобальные
планы германского империализма, Гитлер писал, что «Северной Америке в будущем сможет
противостоять только такое государство, которое сумеет благодаря характеру как своей внутренней
жизни, так и внешней политики повысить расовую ценность своего народа, создать подходящую для
этого форму государственного правления» {16}.
Разрабатывая в 20-е годы захватническую программу, гитлеровское руководство связывало расчеты
на ее успех с использованием в собственных целях враждебности всей империалистической
буржуазии к СССР, а также углубляющегося раскола между бывшими союзниками по Антанте —
Англией, Францией, Италией, Японией и США. Среди последних наибольшую агрессивность
проявляли фашистский режим в Италии и милитаристская Япония. В 1925 г. на съезде фашистской
партии Италии ее дуче Б. Муссолини заявил о плане создания Итальянской империи. Превращение
Средиземного моря в «итальянское озеро», включение Балканского полуострова в сферу влияния
Италии стало официальной программой ее внешней политики{17}. Все энергичнее демонстрировали
свое стремление добиться пересмотра решений Вашингтонской конференции японские правящие
круги. В 1927 г. японское правительство высадило свои войска в одной из провинций Китая и
приступило к подготовке захвата Маньчжурии и Монгольской Народной Республики{18}. В 1931 г.
японская армия оккупировала Маньчжурию. Создав там марионеточное государство Маньчжоу-го,
японские захватчики превратили его в плацдарм для подготовки нападения на СССР, на
Монгольскую Народную Республику и для расширения агрессии против Китая. Однако японские
планы в отношении Китая противоречили колониальным планам США и Англии. Обострение этих
противоречий привело к возникновению и образованию дальневосточного очага войны. [16]
Нацисты задолго до прихода к власти, учитывая международную ситуацию, считали возможным
посредством «умной союзной политики» углубить разлад между бывшими союзниками по Антанте и
заручиться поддержкой некоторых из них в осуществлении собственных захватнических планов.
Для нацистской верхушки само собой разумеющимся было установление тесного контакта с итало-
фашистским руководством. Гитлер и Розенберг полагали, что фашистскую Италию следует
рассматривать «как союзника в самую первую очередь», поскольку она является антиподом
демократии, врагом большевизма и руководствуется империалистической политикой «вечного
Рима»{19}.
К числу вероятных союзников гитлеровцы причисляли также Венгрию, проявлявшую враждебность к
Югославии, и Испанию в силу ее «антипатий» к колониальной деятельности Франции в
североафриканских колониях. С нескрываемым одобрением они отзывались и о действиях Японии,
направленных на подрыв статус-кво в Азии{20}.
В 1931–1932 гг. нацистская пропаганда столь усердно пыталась оправдать вторжение японских
войск в Маньчжурию, что возникли слухи о намерении Гитлера начать вербовку добровольцев для
оказания им поддержки. Большая заинтересованность нацистской верхушки в захвате Японией
Маньчжурии в немалой степени объяснялась тем, что ей к тому времени стало известно о японских
планах создания плацдарма для нападения на СССР с целью оккупации советской территории от
Владивостока до Байкала{21}.
С середины 20-х годов нацисты стали рассматривать Великобританию уже как вероятного союзника,
поскольку она не только препятствовала усилению позиций Франции в Европе за счет Германии, но
и играла активную роль в антисоветской политике западных держав. Розенберг в книге «Будущий
путь германской внешней политики» охарактеризовал Англию «прирожденным врагом единой
России», заинтересованным в «создании на континенте государства, которое будет в состоянии
задушить Москву»{22}. Заполучить английскую поддержку Гитлер надеялся путем временного отказа
Германии «от колоний и влияния на море», обещаний «прикрыть Англии тыл» в ее борьбе за
расширение сферы господства за пределами Европы{23}.
В качестве важнейшего условия для претворения в жизнь намеченной программы агрессии
гитлеровцы требовали ликвидации в Германии буржуазно-демократического строя, создания
мощных вооруженных сил{24}, способных обеспечить Германии завоевание «жизненного
пространства».
Пропагандируемые нацистами идеи находили немало сторонников в среде крупного
монополистического капитала. [17] Именно по их настоянию президент страны фельдмаршал П.
Гинденбург 30 января 1933 г. поручил формирование нового правительства Гитлеру, открыв тем
самым путь к установлению фашистской диктатуры в Германии и развертыванию ее подготовки к
новой войне.
Гитлер уже на первом после вступления на пост рейхсканцлера совещании с высшим
командованием германских вооруженных сил 3 февраля 1933 г. изложил основные пункты
деятельности возглавляемого им правительства: «искоренение марксизма»; установление «строгого
авторитарного режима»; введение всеобщей воинской повинности; «забота о союзниках»; борьба за
рынки сбыта; «захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадная
германизация» {25}.
Сразу же после прихода к власти нацисты развязали террор против всех противников своего
режима. В течение только первых двух-трех месяцев существования гитлеровского правительства
более 20 тыс. антифашистов были брошены в спешно созданные концлагеря{26}. Коммунистическая
партия Германии вынуждена была уйти в подполье. Профсоюзы были разогнаны. В июне — июле
1933 г. в Германии были ликвидированы все политические партии, кроме НСДАП. 2 августа 1934 г.
умер рейхспрезидент Гинденбург. Германское правительство по предложению Гитлера издало
«закон о главе имперского государства». Полномочия рейхспрезидента, согласно этому закону,
перешли к «фюреру и рейхсканцлеру Адольфу Гитлеру». В тот же день войска присягнули Гитлеру
на верность и безоговорочное повиновение как верховному главнокомандующему. Во главе
Германии, таким образом, был поставлен диктатор с неограниченной властью. Розенберг в день
смерти Гинденбурга писал в своем дневнике: «Над всей Германией лежит глубокий траур. Умер
великий человек. Но теперь НСДАП получила свободу к завершению преобразований своей
империи... Теперь фюрер — единственный властелин над Германией. Наконец имеются все
предпосылки для создания национал-социалистического государства»{27}. Буржуазно-
демократические свободы в Германии были вскоре полностью ликвидированы. Главной опорой
власти фашизма стал широко разветвленный аппарат насилия. Вся внутренняя жизнь и внешняя
политика страны были подчинены подготовке к войне.
Упрочение фашистской диктатуры в Германии, в стране, располагавшей наибольшим среди всех
европейских капиталистических государств промышленным потенциалом и людскими резервами,
резко изменило соотношение [18] и расстановку сил во всем мире. Германия стала центром
притяжения всех сил мировой империалистической реакции, главным очагом новой мировой войны.
Основное внимание немецко-фашистского руководства в 1933–1935 гг. в области внешней политики
было направлено на ликвидацию установленных Версальским договором военных ограничений.
Решение этой задачи облегчалось тем, что в декабре 1932 г., незадолго до прихода фашистов к
власти, правительство Веймарской республики добилось подписания Англией, Францией и Италией
секретного соглашения о признании принципа «равноправия» Германии в вооружениях и
необходимости руководствоваться этим принципом при выработке международной конвенции о
всеобщем сокращении вооруженных сил. Проект такой конвенции 16 марта 1933 г. был представлен
тогдашним премьер-министром Англии Д. Макдональдом («план Макдональда»). Проектом
предусматривалось увеличение численности германских сухопутных войск (которые, согласно
Версальскому договору, не должны были превышать 100 тыс. человек) до 200 тыс. человек{28}.
Фашистская Италия, правящие круги которой в то время вынашивали замыслы захвата Эфиопии и
поэтому были крайне заинтересованы в укреплении своих позиций в Средиземноморье, а также в
устранении возможных конфликтов с Германией, выразила готовность пойти на еще более далеко
идущие уступки гитлеровцам. 18 марта 1933 г. Муссолини представил на обсуждение английского,
французского и германского правительств проект так называемого «пакта четырех». Его содержание
сводилось к тому, чтобы Англия, Франция, Италия и Германия, не считаясь с интересами других
стран и за спиной Лиги Наций, взяли на себя обязательства впредь руководствоваться по
отношению друг к другу при решении любых европейских проблем принципом неприменения силы,
осуществлять на практике равноправие Германии и ее бывших союзников в первой мировой войне
— Австрии, Венгрии и Болгарии — в вооружениях, руководствоваться «общей линией» при решении
всех европейских, внеевропейских и колониальных проблем{29}. По существу это было
предложение об объединении четырех самых крупных капиталистических держав Европы не только
на антисоветской основе, но и с целью совместного диктата по отношению ко всем другим народам.
Однако «пакт четырех», хотя и был подписан 15 июля 1933 г., вследствие позиции Франции,
опасавшейся усиления Германии, остался нератифицированным. Его идея была воплощена позднее
в Мюнхене. [19]
В октябре 1933 г. Германия, обвинив западные державы в нежелании разоружаться, покинула
Конференцию по разоружению и объявила о выходе из Лиги Наций. Эти акции горячо
приветствовали германские монополисты. Глава военного концерна Крупп направил Гитлеру
телеграмму, в которой от имени «германской промышленности» выразил ему благодарность за
решение, открывшее Германии прямой путь к вооружению{30}.
В конце 1933 г. в Германии началось формирование двадцати одной дивизии, которые должны были
составить костяк 300-тысячной сухопутной армии{31}. Одновременно развернулось строительство
крупных военно-воздушных и военно-морских сил. 16 марта 1935 г. был принят «закон о
строительстве вермахта», согласно которому число дивизий должно было возрасти до 36, а общая
численность сухопутной армии достичь 500 тыс. человек. Была введена всеобщая воинская
обязанность{32}.
Поскольку старые предприятия уже не могли удовлетворить потребности быстро растущих
вооруженных сил, началась лихорадочная милитаризация экономики. За первые три года
нахождения у власти нацистов в Германии вступили в строй более 300 военных заводов, в том
числе около 60 авиационных, 45 автомобильных, 70 военно-химических, 15 военно-
судостроительных и 80 артиллерийских. Военные расходы возросли с 1932 по 1936 г. с 2 до 21%
национального дохода. Но это было только начало. В августе 1936 г. Гитлер, основываясь на
подготовленных концерном «ИГ Фарбениндустри» рекомендациях, издал секретный «Меморандум о
задачах четырехлетнего плана». Эти задачи формулировались следующим образом: «1) через
четыре года Германия должна иметь боеспособную армию, 2) через четыре года экономика
Германии должна быть готова к войне»{33}. С 1 октября 1936 г. «четырехлетний план» был введен в
действие.
Развернулась внешнеполитическая подготовка войны. Одним из первых актов в этом направлении,
предпринятым по совету Муссолини, явилось подписание 26 января 1934 г. германо-польской
Декларации о необращении к силе{34}. Декларация, содержавшая лживые утверждения о желании
гитлеровского правительства способствовать установлению «всеобщего мира в Европе», на
практике рассматривалась в Берлине в контексте подготовки к нападению на СССР. У нацистской
верхушки вызревали замыслы привлечения Польши к агрессии на Востоке с целью раздела
территории СССР и других стран, расположенных к северу от Черного моря{35}. Эти замыслы
полностью одобрялись и стимулировались руководством Италии. Один из [20] активных деятелей
Комитета действий за универсализацию Рима (организации, претендовавшей на создание
фашистского интернационала), итальянский журналист Э. Инзаботто, выступил в роли посредника в
германо-польских переговорах. От него в Берлине узнали о пожеланиях правительства Пилсудского:
проложить Польше коридор к Черному морю и установить совместную границу с Венгрией,
объединить под эгидой Польши территории от Финляндии до Турции, Инзаботто настойчиво
рекомендовал гитлеровскому правительству заключить с Польшей союз, направленный против
СССР, намекая на возможность присоединения к нему впоследствии и Италии{36}. В Варшаве
планы раздела европейской части СССР выглядели следующим образом: Польша должна была бы
получить Украину, а «северо-западные районы России — стать немецкой сферой влияния»{37}.
Нацистская верхушка, однако, не собиралась воевать с СССР ради удовлетворения захватнических
аппетитов воинственно настроенной части польского руководства. Подписав с Польшей Декларацию
о необращении к силе, она в то же время сама намеревалась осуществить захват польских земель.
Польша рассматривалась в Берлине лишь как временный «попутчик» прежде всего в борьбе против
предпринимавшихся попыток СССР и Франции создать «Восточный пакт» — региональное
соглашение между государствами Восточной Европы и Германией, участники которого должны были
взаимно гарантировать нерушимость границ и оказывать друг другу помощь в отражении агрессии. И
Гитлер и польский министр иностранных дел Ю. Бек разделяли мнение о том, что «Восточный пакт»
якобы преследует цель «окружить» Германию и «изолировать» Польшу. Оба заявляли о своей
решимости «не допустить обесценивания германо-польского протокола от 26 января 1934 г.
коллективными договорами»{38}. С помощью польского руководства гитлеровцы торпедировали
идею создания «Восточного пакта».
Агрессивным целям служила и подрывная деятельность гитлеровцев в приграничных Германии
странах. В Австрии их опорой являлись австрийские национал-социалисты, выступавшие за
включение страны в состав германского рейха, в Чехословакии — организация судето-немецких
нацистов (с 1935 г. так называемая судето-немецкая партия), которая под лозунгом борьбы за право
судетских немцев на суверенитет добивалась присоединения Судетской области к Германии.
Гитлер в своей «Второй книге» утверждал, что Италия «ради того, чтобы перечеркнуть французскую
союзную систему в Европе, выступит за присоединение Австрии к Германии [21] «{39}. Однако по
этому вопросу между Италией и Германией возник острый конфликт, который надолго затормозил
создание фашистско-милитаристского блока.
Итальянское правительство рассматривало Австрию как барьер, препятствовавший вторжению
Германии в «свою» сферу влияния — бассейн Средиземного моря и Балканы{40}. Кроме того, оно
опасалось, что, присоединив Австрию, гитлеровское правительство предъявит права и на
входивший ранее в ее состав Южный Тироль.
Позицию Италии в отношении к «австрийской проблеме» поддержало и руководство хортистской
Венгрии, связавшей себя ранее с итальянскими фашистами в надежде на поддержку с их стороны
планов создания «Великой Венгрии» за счет присоединения земель соседних государств —
Чехословакии, Румынии, Югославии. Хортисты выражали опасения, что подрывная деятельность
нацистов подтолкнет Австрию в объятия Малой Антанты, стоявшей на пути к осуществлению их
захватнических интересов{41}, 17 марта 1933 г. по инициативе Муссолини в Риме был подписан ряд
соглашений о политическом и экономическом сотрудничестве Австрии, Венгрии и Италии (так
называемые «Римские протоколы»), которые были направлены на то, чтобы воспрепятствовать
германскому проникновению в страны Дунайского бассейна {42}.
19 июня 1933 г. австрийское правительство запретило деятельность в стране нацистской партии и
уволило ее членов из вооруженных сил. Часть австрийских нацистов после этого переехала в
Германию. С помощью германских властей эти «беженцы» объединились в воинские формирования
и вошли в состав СС{43}.
Подрывная деятельность оставшихся в Австрии и перешедших на нелегальное положение нацистов
продолжала нарастать. Из Германии им поставлялись литература и оружие. В связи с этим в начале
1934 г. итальянский посол в Берлине сделал предупреждение гитлеровскому правительству о том,
что если Германия не изменит свою политику в отношении Австрии, то Италия встанет на путь
сотрудничества с Францией{44}. По указанию Муссолини в Италии была развернута антигерманская
пропаганда, в ходе которой итальянские фашисты немало потрудились, чтобы изобразить себя
приверженцами мира и демократии и в то же время показать враждебность германского фашизма
«всей мировой цивилизации», разоблачить его «кастовую, шовинистическую и империалистическую
политику»{45}.
В этой ситуации Гитлер решил сгладить германо-итальянские противоречия. Он обратился к
Муссолини с просьбой [22] о встрече, которая состоялась в Венеции 14–15 июня 1934 г. Гитлер
предложил убрать с поста австрийского канцлера Э. Дольфуса, стоявшего на антигерманских
позициях, отменить в Австрии запрет нацистской партии, допустить ее к формированию нового
австрийского правительства и найти взаимоприемлемое решение вопроса об удовлетворении
экономических интересов Германии и Италии в Австрии. Настаивая на принятии Муссолини этих
условий, Гитлер в то же время уверял его, что «аншлюс не является неотложным делом»{46}.
Муссолини не решился прямо отклонить условия, выдвинутые Гитлером, но и не одобрил их,
обещал лишь принять их к сведению. Но уже и этот ответ был расценен Гитлером по возвращении в
Берлин как «большой успех». Он выразил уверенность, что «по крайней мере из-за Австрии с
Италией не возникнет нового конфликта»{47}.
По указанию из Берлина 25 июня 1934 г. австрийские нацисты предприняли попытку свергнуть
законное правительство. Сформированная в Германии эсэсовская воинская часть захватила в Вене
здание правительства. В ходе этой акции был убит федеральный канцлер Дольфус. Однако
австрийские власти сумели остаться хозяевами положения. Муссолини, получив известие о путче в
Австрии, приказал направить войска к ее границе на Бреннерском перевале. Германский посол в
Риме У. Хассель доносил в Берлин, что в Италии «атмосфера стала столь же опасной, как при
возникновении войны 1914–1915 гг.». Итальянская пресса начала клеймить гитлеровское
правительство как «клику убийц»{48}.
В ответ в Германии развернулась антиитальянская кампания, в ходе которой итальянским
фашистам предлагалось вспомнить о собственных кровавых преступлениях на пути к захвату
власти, выдвигались обвинения в попытках превратить Австрию в вассальное государство{49}.
Итало-фашистское руководство понимало, что гитлеровцы не откажутся от своей цели в отношении
Австрии и захватят ее, как только создадут мощные вооруженные силы. По расчетам итальянского
