Table Of ContentВоспоминания
Е.М. Феоктистова и
их значение
«В оспоминания» Е. М. Феоктистова охватывают BpeM~
-
с конца сороковых годов до девяностых целыи
исторический период от кануна «эпохи реформ» и до того
последнего десятилетия XIX в., которое отмечено бурным
экономическим подъемом, превратившим Россию в страну
промышленного капитализма.
Е.М. Феоктистов - свой человек в правящей среде и в те
чение нескольких десятков лет эту среду не извне наблюдает,
а освещает изнутри, разделяя все ее переживания, опасения и
надежды.
Это делает его самого ценным объектом исторического
изучения: он показателен для целой эпохи в истории русского
самодержавия и для весьма влиятельного круга, вершившего
в течение ряда лет судьбы русского государства.
Характерен Е.М. Феоктистов еще и тем, что полная его
преданность властям предержащим и ими охраняемому
строю отнюдь не мешает ему верно, тонко и правдиво расце
нивать носителей этой власти и их политику.
Про Александра 111 он пишет: «Умственное его развитие
стояло очень Н'АЗКО ... в интеллектуальном отношении госу
дарь Александр Александрович представлял собой весьма не
значительную величину ... плоть чересчур преобладала в нем
над духом». Поклонник к.п. Победоносцева, мемуарист в то
же время метко определяет, что сила Победоносцева в том,
что он в каждом явлении и любом проекте «тотчас подмечает
слабые стороны», но бессилен перед каким-либо положитель
ным решением и даже не в силах искать выхода из правитель
ственного тупика, а лишь способен «бессильно оплакивать
состояние России», той старой казенной России, состояние
которой представляется ему безнадежным. Победоносцев,
сообщает о нем Феоктистов, настойчиво указывал на то, что
«никакая страна в мире не в состоянии избежать коренного
переворота, что, вероятно, и нас ожидает подобная же участь
и что революционный ураган очистит атмосферу». Это неиз
бежное будущее внушало Победоносцеву неодолимый страх,
стремление остановить поток живой жизни, задержать его,
«подморозить», как сказал бы Константин Леонтьев.
5
Е.М. Феоктистов признает характерной чертой реакцион
ной правительственвой системы «неодолимы и страх как ис
точник репрессий». Мероприятия, направленные на усиление
местной административной власти, создают, по мнению
Феоктистова, только «грубо намалеванную декорацию» пра
вительственной силы, а по адресу революционной молодежи,
которую он готов признать «исполненной самых идеальных
стремлений», у него прорываюся такие замечания: «Можно
ли удивляться, что проповедь социализма принялась как
нельзя лучше на такой почве?»
Е.М. Феоктистов осуждает беспринципность правитель
ственной ПО.1ИТИКИ, отсутствие в ней последовательности,
планомерности, осознанной цели. Так судит он и о междуна
родных делах: можно было бы, думает он, избежать войны с
Турцией, «если бы правительство хоть сколько-нибудь ясно
сознавало, чего оно хочет и какие должно преследовать зада
чю>, но оно руководится «не зрело обдуманной программой,
а случайными впечатлениями».
Правая рука министра внутренних дел Дмитрия Толсто
го, доверенный его чиновник, мемуарист посвящает ряд вы
разительных страниц изображению умственной ограничен
ности и морального убожества своего патрона: «человек без
высших побуждений» -- такой литературно-мягкой форму
лой выражает он свое суждение о натуре Дм. Толстого. И
всю среду так называемых «высших сфер» Е.М. Феоктистов
характеризует реалистическими и жесткими штрихами,
вскрывая столь свойственную ей отраву цинизмом, карьериз
мом и крайним, безответственным легкомыслием. Тип этой
среды - «генерал-адъютант» - обрисован в печатаемых ны
не записках на ряде конкретных примеров: это ближайшие
органы верховной власти, часто ее руководители, а для обоб
щенной их характеристики мемуарист сочувственно приво
дит меткое словечко Юрия Самарина о «генерал-адъютант
ском нигилизме».
Трезвое суждение о правительственном режиме и его но
сителях нисколько не умаляло в Феоктистове силы его «твер
дых убеждений» монархиста-консерватора.
Вместе с М.Н. Катковым проделал он в годину польского
восстания тот переход от умеренного либерализма к твердо
му консерватизму, который представлялся ему отражением
«благодетельного переворота» в русском общественном со
знании в итоге «могучего движения, которое совершилось в
среде русского общества» - так характеризует Феоктистов в
одной из историк о-публицистических статей своих резкое по
правение широких слоев российского дворянства и купече
ства под впечатлениями борьбы за Польшу и грозившей, ка
залось, иноземной интервенции в защиту поляков.
Этот поворот в общественных настроениях, создавший
популярность и влияние Каткову, далеко еще не выяснен ис-
6
торической литературой ни в классовых корнях своих, ни в
своей идеологии. «Воспоминания» Феоктистова дают хоро
ший материал для некоторых наблюдений над этим
довольно-таки сложным явлением.
Е.М. Феоктистов, родившийся в 1829 году, - разночинец;
его происхождение определял ось официально формулой: «из
обер-офицерских детей». Питомец Московского университе
та - он окончил его в 1851 году - стало быть, был с ним
связан в самую его блестящую пору.
Е.М. Феоктистов - увлеченный слушатель Грановского,
лично близкий передовым литературно-философским круж
кам 40-х годов, вскормленный их влияниями, друг и.с Тур
генева, проходит затем житейский путь чиновника и литера
тора - уверенного и добросовестного слуги консерватизма и
реакции.
Это обычно кажется загадкой или получает слишком
упрощенное объяснение, как и по отношению к Каткову, в
том, что-де эти люди ради личных выгод сожгли все,чему по
клонялись, изменили убеждениям и Т.Д. Если бы дело так об
стояло, то такие биографические экивоки не представляли бы
никакого общего интереса. Но ни Катков, ни Феоктистов в
собственном своем сознании ничему не изменили, ничего не
сжигали и уж, конечно, никому не «продавались». Да и весь
«благодетельный переворот» состоял для них в повороте к
более трезвой, более реальной оценке русской общественнос
ти, с одной стороны, значения и сил польского мятежа - с
другой. Другими словами, сущность этого поворота заклю
чалась в исцелении от излишнего оптимизма в отношении к
внутреннему состоянию России и от полонофильства или
примиренчества в отношении к «полонизму». Дело для них
сводилось К переоценке реальных условий политической жи
зни и к соответственному изменению политической тактики,
а не к какой-либо смене «идеалов».
Такой переход от «либерализма» к «реакции» был лишь
похож на коренной перелом в мировоззрении.
Либерализм Каткова-Феоктистова весьма относителен с
самого начала. В катковской «англомании» конца 50-х - на
чала 60-х годов много «торизма». Это либерализм, ищущий в
умеренном обновлении политического строя гарантий от бо
лее решительного перелома общественных отношений.
Для либерализма Е.М. Феоктистова в эту пору особо по
казательно письмо, писанное им в 1861 году к Н.А. Орлову.
Он жалуется, что «пра:вительственные стеснения становятся
положительно невыносимыми» и потому «в обществе только
и слышатся разговоры о необходимости подать правитель
ству адрес с тысячами подписей, в котором были бы изложе
ны требования либеральной партии; эти требования состоят
в свободе печаТQ, гласном судопроизводстве, отмене телес
ныIx наказаний и обнародовании бюджета». Признав закон-
7
ность этих требований (он и сам готов такую петицию подпи
сать), Е.М. Феоктистов резко осуждает «верх самого чудо
вищного безобразия» в появившихся революционных про
кламациях: такие «сумасбродства» опасны потому, что «бро
сают в глазах правительства тень на всю либеральную пар
тию», а вся надежда на то, что, если бы революционеры не
раздражали правительства, оно «быть может, оценило бы
справедливость желаний» умеренного либерализма.
Письмо Е.М. Феоктистова дает довольно верное отраже
ние «либерализма» «Русского вестника» этих лет.
Этот катковский либерализм навеян его преклонением
перед английским self gowernment'oM, в котором и после пос
ледних парламентских реформ сохранил ось преобладание
местных крупноземлевладельческих сил. В. Переверзев пра
вильно характеризует «Русский вестник» как «западнический
умеренно-реформистский opFaH дворянской мысли», кото
рый по-своему выражал заботу дворянства о том, чтобы «по
больше перенести в будущее из прошлого», и «строил
программу обеспечения дворянских интересов в предстоящей
реформе с помощью выработанных на Западе приемов эконо
мического и политического закабаления освобождаемого
крестьянства» . (<<Красная новь». 1926. Кн. 6.)
Еще в 1863 году Катков вступает в переписку с П.Л. Ва
луевым по вопросу о введении в России представительства. В
основе их мотивы одинаковы, а записка Валуева указывает на
политическую - более чем умеренную - реформу как на
средство предупредить брожение внутри России и вмешате
льство европейской коалиции в защиту Польши поддержкой
правительства со стороны тех общественных классов, кото
рые он считал за «природно-охранительные». Формула Кат
кова сводится, по свидетельству Феоктистова, к организации
общественного мнения для воздействия на правительство, но
без оппозиционных настроений, «без враждебного отноше
ния». В переписке с Валуевым в том же, 1863 году Катков от
стаивает перед Валуевым мысль, что земские учреждения
«должны стать элементом всей нашей политической жизни»,
что «никогда хозяйственное в подобных учреждениях не мо
жет быть строго отделено от политического»; Катков ожи
дает только усиления русской государственности от «дарова
ния представительства и политических прав всем гражданам
великой России», так как уверен, что только такая политиче
ская реформа «разрешит польский и другие окраинные воп
росы, тесно соединив их с Россией», впрочем, с показательной
националистической оговоркой о необходимой поддержке на
окраинах «русской народности»*. Но это представительство
• М.Н. Катков и гр. П.А. Валуев в их переписке. Русская старина.
]9]5 Г.; Катков. Что же нам делать с Польшей? Русский вестник.
1863 г. Кн. 3.
8
